Голубиная книга анархиста - Олег Ермаков Страница 49

Примерно то же было и здесь.

В кухне крутилась белая та собачка, звали ее Снежана. Валя ее накормила. И теперь она ластилась к ней и не хотела никуда уходить. Татьяна Архиповна сказала, что это ее звоночек, сразу слышно, если кто идет. Но раз дом полон гостей, да и на улице такая погода, то пусть уж остается с обществом.

Татьяна Архиповна пригласила Валю с Васей в комнату, те вошли. Это было обычное бедное деревенское жилище. Шкаф черного дерева, сервант с посудой, телевизор на тумбочке, иконы. Диван, стулья, кровать за перегородкой, не доходящей до потолка, швейная машинка перед окном. Правда, все было нарядно, потому что всюду красовались вышивки и покрывала. Это-то было необычно. И занавески пестрели волшебными птицами. На стенах висели бисерные пейзажи, чьи-то портреты. Была здесь и самодельная полка с потрепанными книжками и фильмами в плоских пластмассовых коробках с картинками.

— Это тетя Таня сама все мастерит и вышивает, — объясняла Валя. — Хуу-гу, как же красиво. Да, Фасечка?

Вася кивал, осматриваясь.

— Вот, целая россыпь орденов, — сказала Валя, показывая на коробку, наполненную скрещенными георгиевскими ленточками с перламутровыми звездочками и веточками.

— Приколите себе, если хотите, — разрешила Татьяна Архиповна.

— Ни к чему, — буркнул Вася. — Я в Первую мировую еще только лежал за плинтусом.

Татьяна Архиповна улыбалась.

— Ну ведь и необязательно, чтобы уж быть участником… У меня администрация их много к празднику заказывала.

— Заплатили? — спросила Валя, уже прицепившая к халату «орден».

Татьяна Архиповна махнула рукой.

— Да так, чуть-чуть. Главное, что это кому-то нужно.

— Что это за птички? — спросил Вася, останавливаясь у расшитых занавесок.

— Это? Гамаюны, — ответила Татьяна Архиповна.

— Стратим-птица, — сказала Валя.

— Стратим?..

— Ну да, как поется в «Голубиной книге», — пробормотала Валя.

— Да? А что это такое? — удивленно глядя на Валю, спросила Татьяна Архиповна и поправила очки.

Руки у нее были красивые и ногти ухоженные.

— Да ты спой, — сказал Вася.

— Ай, — откликнулась Валя, стесняясь, но тут же немного пропела: — Стратим-птица всем птицам мати. / Почему она всем птицам мати? / Живет стратим-птица на океане-море. / По… — Тут она проглотила слово. — …все повелению / Стратим-птица вострепенется, / Океан-море восколыхнется; / Топит она корабли гостиные… — Валя откашлялась. — Со товарами драгоценными, — / Потому стратим-птица всем птицам мати.

Татьяна Архиповна качала головой, и серый свет переливался в стеклах очков, переплетаясь с отраженными разноцветными лоскутами картинок.

— Ну и ну, вот как?.. Это же… Это же — как? Как это? Не баллады, а…

— Былины какие-то, — подсказал Вася.

— Вот-вот. И ты их знаешь наизусть, Валюша?

— Ху-гу! — ухнула по своему обыкновению Валя. — Это песенки Мартыновны. Она-то их много знала, ага. И все наизусть. Назубок. Ну, зимой-то долго так сидели, вот она и напевала. А у меня память — как магнит, все притягивает, и — накрепко.

— Да-а-а? — спросила Татьяна Архиповна. — А где вы сидели-то?

Валя смешалась, взялась теребить «орден», просительно взглянула на Васю.

— В доме творчества, — сказал Вася. — Для особо одаренных старух. И девиц.

— А где же это? — не унималась Татьяна Архиповна.

— При епархии на горе, — гнул свое Вася.

— Такой есть?

— А что же, — сказал Вася, — не все же им тратиться на мерседесы.

— Ну, на наших дорогах и нужны хорошие машины, — возразила Татьяна Архиповна. — Как без них? В дальний приход и не проедешь. А там где-то совсем в турлах, как говорится, новопреставленный. Как доедешь?

— Вертолетами надо обеспечить это воинство, — откликнулся Вася. — Только мертвому все это зачем? Лететь надо к живым. Вот к вам.

— Ну ко мне-то к чему? Что я такое? Инвалид.

— Хых, хы-хы-хы… Но вы же не с луны свалились, наверное? Вы же гражданка этой страны великолепной, самой духовной и гуманной?

Татьяна Архиповна озадаченно глядела сквозь очки на Васю.

— И, наверное, до несчастья, что с вами приключилось, что-то делали? Работали?

Татьяна Архиповна кивнула и ответила, что да, а как же, бухгалтером в правлении колхоза, у нее и грамоты есть, вымпел, ценный подарок электросамовар. До сих пор работал, пока Зык-Язык его не спер.

— Вот, вот, — подхватил Вася. — Почему же к вам на вертолете не прилететь? Вон, патриарх, писали, летает на вертолете.

Валя перекрестилась. Глядя на нее, перекрестилась и Татьяна Архиповна.

— А вы только креститесь, как заведенные! — с досадой воскликнул Вася.

— Нет, но… у меня вон есть благодарственное письмо из епархии, — сказала Татьяна Архиповна, подъезжая к серванту, выдвигая ящик, копаясь в бумагах. — Вот. Это за «Животворящий крест», вышитый крестиком. Целое покрывало на стол для даров или чего еще.

— Да стол даров должен быть здесь, — ответил Вася.

— Где?

— Прямо в ваших хоромах, — сказал Вася.

Татьяна Архиповна испуганно заморгала.

— Вы как-то все шутите, — проговорила она, переходя на «вы».

— Ху-гу! — подтвердила Валя.

В это время стукнула дверь. С Васи вмиг слетело вдохновение, и он затравленно покосился на дверь. Кто-то топал в сенях. Снежана не лаяла, а, наоборот, виляла усиленно хвостом.

И в кухню кто-то вошел.

— Бог в помощь!.. Жива ты, Архиповна, ай не?

Татьяна Архиповна улыбалась.

— Жива, жива, Петровна.

— Я гляжу, дым-то идет… Но мало ль, чё бывает. Печь затопить силов хватило, а дальше… — Голос оборвался.

В комнату входила пожилая сухая высокая женщина с жилистой шеей и красноватым лицом, быстрыми серыми глазами.

— Во! — воскликнула она. — А у тебе гости?! Здра-а-сте вам.

Вася и Валя поздоровались. Женщина цепко рассматривала их.

— Кто же это такие будут? Не Гришко ль сотоваришши?

— Да нет, Петровна, нет, нет, что ты. Куда ж теперь… Это так, туристы, заблудились на реке, под дождь попали.

— Турысты? На реке? — Женщина улыбнулась, прикрыв жилистой рукой рот с прорехами в зубовном строе. — Эт все одно, что в трех соснах. Река — вниз да вверх, а не в четыре стороны.

— В разлив и все четыре бывают, — откликнулась Татьяна Архиповна.

— Ну, не в этом годе, — возразила женщина, поправляя зеленый платок, завязанный сзади узлом. — Снегов было маненько.