(Не)Кулинарная книга. Писательская кухня на Бородинском поле - Татьяна Соломатина Страница 49

Попав по распределению в Одессу, тогда ещё молодая тётка ахнула, чего здесь, на югах, имеется!.. Помидоры бессчётного количества сортов. Огурцы разнообразные. Кабачки, баклажаны, перцы болгарские, гогошары, кабаки (которые гарбузы, которые – тыквы, их ещё выдавали сватам, коли девка замуж за это не хочет), горошек вприпрыжку, фасоль вприсядку. Это что за хрень такая, вообще никогда в глаза не видела?!

Это уж потом моя бабка Полина рассказала задружившейся с ней тёткой Валькой, что и в Поволжье померанцовые деревья могут расти. Как здрасьте! Только оранжерею надо выстроить. Теплицу по-нашему, по-советски. А то, что в Поволжье ни колхозы, ни совхозы ничего толкового не родют, то вина не партии и правительства. А народа. Потому что с народом нашим ни тебе Ангел Мщенья, ни даже первый коммунист Аракчеев ничего поделать не смог.

– С чего это Аракчеев коммунист? – удивилась тётка Валька, добрая, чистая душа, не несущая в себе столько социальных пластов, идеологических тайн и разнообразных знаний – от оранжерей до теплушек (не путать с теплицами), – как Полина Фроловна.

– Так потому что первые революционеры сами себя критиковали за то, что «под вывеской коммунизма повторяется печальный опыт генерала Аракчеева». И Максимилиан Волошин даже стишок написал, трата-та-та….таким он был написан Джорджем Доу – земли российской первый коммунист – граф Алексей Андреич Аракчеев. А уж «был никем – стал всем» – это точно про него. Про Аракчеева. Причём, заметь, Валентина, не революциями был перевёрнут вверх снизу, а своим собственным упорным трудом «змей, который живёт на Литейной» всего добился. И был совсем не так однозначен, как нам представлен. Не в том смысле, что был хуже – куда уж хуже представленного? – или лучше. Просто – другой.

Валентина про Аракчеева не интересовалась. А вот про свой собственный упорный труд – это ей было понятно. Она была настоящей трудягой, моя тётка-бабка Валька.

И обзавелась Валентина мечтой. Создать на клочке своей Поволжской земли, на двенадцати сотках песчаной земли, прилагающейся к отцовскому дому, своей же собственный овощной рай. Досконально изучила оранжерейный вопрос. И в каком-то из отпусков – у учителей он был приличный, почти два месяца выходило, – выстроила на кровном наделе две теплицы. Стеклянные! Местные пролетарии (крестьян там как-то и не было, хотя землю под картошку пролетариям выделяли) смотрели на тёткино начинание с мрачным подозрением. С жиру бесится. Деньги некуда девать. Это ж сколько оно такое стоит и зачем?! Тебе что, «завтрак туриста» не нра?!.

В первый отпуск тётка Валька успела только возвести. И, наказав своей родной сестре, моей бабке Наде, охранять теплицы пуще зеницы ока, в Одессу отбыла, к месту жительства и службы. А когда (и как?!) бабке Наде охранять? Дома хоть и забор в забор, но она в две смены шоферит, пока сплав не закончится. А когда уж вода стала и снегом всё замело, выяснилось, что теплицы тётки Валькины почти лишились стёкол. И не украли, аккуратненько вырезав. Разбили показательно, страшно и коряво. В назидание.

Долго история длилась. Но тётка Валька была упорнее Аракчеева. Она снова и снова восстанавливала теплицы. Где-то закупала чернозём и как-то его доставляла в Волжск (это ж вам не сейчас, когда садовнику-огороднику всё на лопате – были бы деньги!). Деньги у тётки были – жила она одна, мужем и детьми не обзавелась. Работала на полторы ставки, надбавка за вредность в школе-интернате. (Оглядываясь на несколько абзацев вверх: вы действительно хотите обрушить на несчастных обыкновенных учителей альтернативно-одарённых учеников? или так: вы правда хотите обрушить на своих детей альтернативно-одарённых учеников? это вы потом ещё раз к зеркалу подойдите и сами с собой серьёзно перетрите этот вопрос, включив ваш пока, смею надеяться, не слишком альтернативный в своей терпимости интеллект, тем более терпеть уже не вам, а учителям и вашим детям.) Побочно тётка ещё и математикой занималась дополнительно с неальтернативно нормальными недорослями, в вузы готовила. Деньги у неё водились. Зарабатывала отменно, жила скромно, копить умела. Но всё-всё-всё надо было ещё доставать! Обзаводиться знакомствами. Договариваться на фабриках и заводах. Отлавливать грузовики с карьеров, соблазняя водил бутылками. Ящики сколотить. То есть – фанера, гвозди. Даже мужики не нужны – тётка Валька отменно сколачивала ящики. Но нужны материалы. И так далее. И так далее около двадцати лет. Одесса-Волжск-Москва-транзит. Два родных города. В Одессе много чего есть. В Волжске – нет ничего. Москва-транзит – приобретаются грабли и лопаты, и горшки. Себе. И Полине. Это, что себе – туда, в Волжск. То, что Полине – отсюда, в Одессу.

Нелирическое отступление с нужниками: как они жили, наши бабки, матери и тётки? Я, конечно, не смею утверждать, что отсутствие нужной марки минералки в бизнес-лаунже – не трагедия вселенских масштабов. И я, разумеется, нисколечки не хочу сказать, что невозвращённый тэкс-фри в три копейки – не есть угроза существованию мира. И я ещё в своём уме, чтобы не понимать, что отсутствие рулона туалетной бумаги в муниципальном рест-руме Бэттери-Парка – разрушает устои основ и основы устоев. Но как они жили, наши бабки, матери и тётки? Жили, веселились, любили. Могли зайти в общественный туалет Казанского вокзала, обвешенные чемоданами (без колёсиков!), рюкзаками, вещмешками, детьми – и выйти оттуда живыми, весёлыми, любящими. Чистыми! Во всех смыслах… И со всем этим в охапке на метро переехать до вокзала Киевского, а если время есть – так ещё и по Москве прошвырнуться в поисках чудовищных венгерских лодочек. Да, я понимаю. Они вынуждены были. Но почему мы никак не вынудим себя сейчас не раздражаться (или хотя бы не раздражаться слишком часто) по сущим пустякам?..

В Одессе тётка Валька брала мастер-классы у Полины Фроловны по извлечению семян, их подготовке, хранению и высаживанию. Обучалась обращению с рассадой. Посадке в грунт. Рыхлению. Удобрению. Поливу. Борьбе со зловредными насекомыми.

А на малой родине самыми зловредными насекомыми продолжали оставаться добрые сограждане. Они далеко не одну аракчеевщину пережили от седьмого колена. Им борьба отдельных идиотов за процветание ни к чему. Им бы слоняться буйной оравой, разоряя, убивая и калеча. Так процветём! Робеспьеровщина милее им своей конкретикой. Ясно же: свобода, равенство, братство! Чётко определены цели. А вот эта аракчеевщина: землю пахать, всё в порядке содержать, инструкции какие-то! – этого мы не понимаем. Это о чём вообще?!

Первому выращенному укропу и какому-то смешному кресс-салату тётка Валька радовалась, как новорождённому ребёнку. Она не знала, как радуются новорождённым детям, у неё их не было. Но сейчас, когда я припоминаю совершенно эйфоричное состояние тётки Вальки, демонстрирующей миру Поволожья свой первый огурец «Родничок» (сладкий, хрустящий, а не горький от суши, жёлтый, больной кабан неопределяемой породы) и сравниваю это с тем, что тысячи раз наблюдала в родзале – это была она. Радость создателя – созданию.

Окончательно своего тётка Валька добилась, только выйдя на пенсию и уехав из Одессы в Волжск на ПМЖ. Героиня моего романа «Коммуна» получила комнату, а тётка Валька наконец занялась делом всей жизни со всеми присущими ей упорством, трудолюбием и некоторой шибанутостью. Она воссоздала на неуютной поволжской земле почти все одесские овощи, родоначальниками которых стали семена от плодов Полины Фроловны. Первый синий она тетешкала, как любящая бабуленька долгожданного внучка. Первый гогошар стоял на подоконнике, отпугивая пролетариев. Которые пригибались, крючились, пеной исходили – но всё равно проникали на тётки Валькино подворье и… давали советы! Не рвать «незрелый» кабачок. Удобрять свежим куриным дерьмом (сжигающим всё на корню, ага), а не «химией» (а вы глотаете витамины? но не едите продукты «с химией»? Ха-ха-ха!). Но это бывало редко и только если рабочий класс был хорошо принямши. Потому что моя тётка Валька была натуральный Аракчеев. «Всё выражение его лица представляло странную смесь ума и злости». То есть – её.