Кто ты, Гертруда? - Лиза Ахси Страница 49

– Влезешь, сладкая, я помогу, – подмигнув Зое, сказал Зураб, и рассмеялся.

Эл, насколько могла, грациозно откинулась на спинку стула.

– Узнаю твой здоровый аппетит, – оценил остатки пасты у нее в тарелке Ричард.

– Без комментариев! – ответила Эл, улыбаясь.

Ричард, повернувшись к Эл, нежно смотрел на нее.

– Что?

– Ничего, любуюсь картинкой.

– Яснопонятно, – повторила его выражение Эл, все меньше смущаясь, под взглядом Ричарда.

– Спасибо, за все! – неожиданно сказал Пит, поднимаясь с женой из-за стола, – все было очень вкусно, но нам пора.

– Как уже? А Оссобуко? – спросил Ричард, на время позабывший, о своих хозяйских обязанностях.

– Как-нибудь в другой раз, – ответил Пит.

«Как же! Пригласят вас “в другой раз”, с вашими кислыми физиономиями и нечеловеческой общительностью!», – подумала Эл.

– Лев, ты с нами? – спросил его Пит.

Было видно, что Льву совсем не хотелось уходить, и еще пара танцев с Эл, были бы то, что нужно, но подумав, Лев ответил:

– Конечно, с вами, куда же вы, без меня?

– Как жаль, – среагировал Ричард, не оставляя Льву, возможности к отступлению.

Мужчины пожали друг другу руки, и Лев со товарищи, покинули «Алоха».

– Я одна заметила, или как-то светлее стало? – спросила Зоя.

– Странная молодежь пошла, скучная, что им для счастья надо, не понимаю, – поддержал подругу Зураб, – не танцуют, не пьют, едят мало!

– Зу, возраст тут не причем. Думаю, мы не слишком старше их с Герти, но и нам с ними не о чем говорить.

– Торопыги, вот и все, – включилась в обсуждение ушедших, Эл.

– Что это торопыги? – не понял Зураб.

– Я так называю людей, у которых все подчинено определенному плану. Которые все время спешат, не сидят на месте. Для них летний вечер в кафе, просто «для души», пустая трата времени. Думаю, Льву стоило немало усилий заманить их на ужин.

– Лев не такой, – подытожила Зоя.

– То и странно, родные брат и сестра, а какие разные, – сказала Эл.

– Зай, а у тебя есть сестры, братья? – спросила Зоя.

– Родных нет.

– Как это? – не понял Зураб.

– Есть двоюродные только, – уточнила Эл.

– Как у меня, – сказал Ричард.

– Да, бедолаги, вы, из-за нас, родителей ваших. В наше время немногие рожали больше одного ребенка.

– Зоечка, мое поколение тоже «многодетным» не назвать, – ответила Эл.

– Вам время лихое досталось, а мы, как «за модой гнались», что ли. Золотой век советской власти! Только и рожай! Но как бы, не так, лучше будем хором умиляться песне «У меня сестренки нет, у меня братишки нет»! Вот и я одного Сережку родила, а так теперь хотелось бы дочку еще.

– Так в чем же дело, сладкая, я тоже дочку хочу! – Зураб был неподражаем.

– Сиди уж! Вон Жанка, что сказала? Мне теперь только «морщины, климакс и внуки» светят! – сказала Зоя и от души опять рассмеялась.

– Не слушай ее, сладкая, меня слушай! – ответил Зураб и обнял Зою.

Ден принес на подносе четыре тарелки, и вопросительно посмотрел на Ричарда.

– Не надо больше, они не вернутся, – сказал ему Ричард.

– Пахнет хорошо! – оценил довольный Зураб.

– Продолжаем веселье, – подхватил Ричард, – кто не доест, домой не пойдет!

– Тогда нам с заей сразу здесь постелите! – ответила за двоих Зоя.

– Точно! – поддержала ее Эл.

– Ничего не знаю! Приятного аппетита! – с этими словами Ричард вооружился ножом и вилкой.

Компания, молча и с удовольствием, вкушала Оссобуко по-милански, под песни лиричных Аль Бано и Ромины Пауер.

Заиграла «Либерта».

– Герти, позволь пригласить тебя на танец?

– С удовольствием, Ричард, если смогу подняться из-за стола – ответила Эл.

Они прошли на середину террасы. Зоя не сводила с них глаз, а Зураб сопроводил их выход аплодисментами.

– «Либерта». Ричи, а ты чувствуешь себя свободным?

– Не знаю, Герти. Все относительно. А ты?

– Я? Свобода – это точно не про меня, я, скорее, муха в паутине.

– Тогда понятно, почему ты спросила. Трудный период в жизни?

– Проще сказать, что со времен «беззаботного детства», других периодов, кроме «трудных» у меня еще не было.

– Все так плохо?

– Да, – Эл ответила, и почувствовала, что или от ненавязчивого участия Ричарда, или от выпитого вина, теряет контроль над собой. В горле встал ком. «Ты не заплачешь сейчас! Это пошло! И не нужно!» приказала себе Эл. Как ни странно, это сработало.

«Почему я говорю ему об этом? С чего вдруг он “получил доступ” к моим чувствам? Или у него наследственный дар, как у Гертруды, умение “разговорить” человека? Или просто меня переполняют эмоции и переживания, а он стал тем участливым доктором, какие, должно быть, бывают в “клиниках неврозов и пограничных состояний”? Или я воспринимаю его, как “соседа по купе в поезде”? Или я просто не чувствую в нем угрозы? Вероятнее всего, все вместе, потому что интуиция меня никогда не подводит, когда я прислушиваюсь к ней.».

Как-будто, давая Эл разобраться со своими мысле-чувствами, помолчав, Ричард спросил:

– И «повзрослев» ты никогда не была счастлива?

– Были приятные моменты, но расплата за них была, несравненно больше.

Теперь они оба молчали.

– А как у тебя обстоят дела с родственниками, неужели некому протянуть руку помощи?

– С родственниками тоже сплошная подстава. Я сирота, Ричард.

– Прости, не знал.

– Не извиняйся. Я не детдомовская. У меня была счастлива семья, но мои родители очень рано ушли из жизни, сначала мама, мне было семнадцать лет, а в двадцать четыре я потеряла отца.

– Прости, еще раз, если разбередил рану.

– Эти раны не заживают. «Время лечит», но не все. Когда уходят родные люди, время только слегка притупляет боль, но эта боль остается с человеком до конца его дней. Мое глубокое убеждение.

– А бабушки-дедушки живы у тебя?

– Нет. У меня есть сын и муж, но не будем о них сейчас. Других родственников не осталось, то есть где-то кто-то еще жив, и их не мало, но я с ними не общаюсь, или они со мной, какая разница, если их нет в моей жизни?

– Согласен. Такое впечатление, что ты из семьи «репрессированных», такое тотальное одиночество, не считай мои слова насмешкой, Герти.