Часы зла - Аллен Курцвейл Страница 49

— Если Джессон еще девять месяцев тому назад побывал в архиве и расспрашивал там о брегете, стало быть, он знал о краже задолго до меня. И если это так, то он жулик, в чем ничуть не сомневается моя Ник.

— А может, он ходил туда совсем не за этим?

— Сомневаюсь, особенно с учетом того, что он всячески отговаривал меня от похода в архив. Наверное, боялся, что я узнаю о его визите.

Нортон провел пальцем по краю оторванной страницы.

— Новый метод сбора данных. Не уверен, что Гроут одобрил бы это. И что мистер Три Имени может сказать в свое оправдание?

— Я с ним после этого еще не встречался. Сначала хочу разобраться, что к чему. Господи, меня прямо тошнит!

— Прекрати нытье! И не вини себя. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Кроме того, ты точно не знаешь, что может означать его подпись. У этого типа может оказаться вполне честное и логичное объяснение.

— Логичное — может быть. Но честное? Сильно сомневаюсь.

— Ладно, — сказал Нортон. — Давай подойдем к этой проблеме с другой стороны. Допустим, он знал о часах. Тогда к чему ему понадобился помощник?

— Вот именно. Но если он знал о преступлении до того, как нанял меня, то, следовательно, знал и о «Часослове». А это, в свою очередь, означает, что я совершенно напрасно вторгся в лабораторию Гроута.

— Красный свет. У тебя нет оснований утверждать, что Джессон еще раньше знал о книге с изображением объекта, который украли, пусть даже ему и были известны статус и местонахождение этого объекта.

— Что-то я тебя не понимаю, Нортон. И вообще концы с концами здесь не сходятся. К примеру, почему Джессон не смог идентифицировать гравюру, когда я показал ее ему в первый раз? Ведь изображение брегета у него уже было. И он вполне мог сравнить и сделать выводы. Не так уж и сложно, особенно для человека с его эрудицией. И это наводит на определенные подозрения.

— Погоди! — воскликнул Нортон и посмотрел на меня странно расширенными глазами. — Помнишь, как в зал справочной приходили типы из ФБР, и все вынюхивали, и расспрашивали?

— Это еще до меня было.

— Короче, там получилась такая история. Явились два парня в штатском и притворились, будто занимаются какой-то поисковой библиотечной программой. Все это, конечно, фуфло, прикрытие. Просто они хотели завербовать наших сотрудников, тех, кто на выдаче и на справке, чтобы они доносили им на читателей, которые будут интересоваться подозрительными именами и названиями. Всякий раз, видя на требовании такие имена, как Молотов, О’Мэлли или Мохаммед и название «Как изготовить бомбу», мы должны были звонить в местное отделение ФБР.

— Но террористы, как я понимаю, прекрасно обходятся и без посещений нашей библиотеки.

— В общем, у нас все возмутились. Даже Динти возражал, хотя скорее не с этической, а с чисто административной точки зрения. В конце концов об этом узнали в Комитете по гражданским и конституционным правам при палате представителей, и затея ФБР кончилась ничем.

— Но какое отношение имеет все это…

— Сейчас поймешь какое, — перебил меня Нортон. — Затея ФБР была, конечно, сомнительной, но в определенной логике этим типам отказать нельзя. Зная, что люди читают, можно сделать вывод, что они собой представляют.

— Между прочим, личная библиотека Джессона известна мне лучше, чем ему самому.

— Ну и что из того, куриные твои мозги! Мы ведь не проверяли, что именно он у нас искал. Забрасывали сеть не в то озеро.

— Согласен.

— За дело! — воскликнул Нортон. — Ты займешься бланками требований, я — распечаткой. Встречаемся после работы в «Бларни стоун».

— Этот сукин сын знал все с самого начала, — сказал я Нортону.

— Да погоди ты. Давай по порядку. У меня тоже есть новости.

Мы уселись на табуреты за стойкой бара, и Нортон дал мне слово.

— Помнишь наш извечный спор о пользе бланков требований? — спросил я и выложил на стойку корешок бланка. — Вот взгляни-ка.

— «Часослов», — равнодушно бросил Нортон.

— Да, и бланк заполнен почерком Джессона. Похоже, это тебя ничуть не удивляет?

— Не удивляет. А где ты его раскопал?

— В пристройке, где хранятся архивы. Когда-нибудь был там? Знаешь, что напоминает? Эпизод из фильма «Чудо на Тридцать четвертой улице», где Крис Крингл таскает мешки с почтой, адресованные Санта-Клаусу. Мешок за мешком. Если б у Джессона не был столь характерный почерк, сроду бы не нашел.

Нортон отпил глоток пива.

— Теперь можно мне?

— Валяй, выкладывай.

Он полез в пластиковый пакет и извлек оттуда пачку распечаток.

— Думается, мы сильно недооценили этого твоего патрона. Я копнул поглубже, чем ты. До того момента, как мы вторглись в лабораторию. До того, как Джессон начал расспрашивать тебя о «Потайных отделениях».

— Но то было первое его обращение.

— А вот и нет. Первое обращение к тебе. — Нортон подтолкнул ко мне листок с распечаткой. — Вот… прочти и прослезись. Список всех книг, которые когда-либо заказывал Генри Джеймс Джессон-третий.

Я быстро просмотрел список.

— Бог ты мой! Выходит, он знал о «Бланках любви» еще до того, как мы с ним познакомились?

— Ты все понял? Эти ваши интеллектуально-любовные игры… Вы считали, что больше о них никто не знает? А на самом деле все шло под его оркестровку. Этот человек следил за тобой на протяжении многих месяцев.

Нортон был прав. Список затребованных им книг доказывал, что Джессон изучал меня, изучая книги, которые я читаю. С особой тщательностью проработал он «Бланки любви». Все, что меня интересовало — Сэмюэл Джонсон, рисунки на переднем обрезе книг, «Гулливер», — все было представлено в книгах, которые он заказывал.

— А я, дурак, еще восхищался его ученостью! «Это, наверное, своего рода Питман?» Так он спросил, когда я показал ему свою записную книжку. Вот мерзавец!

— Ясно одно. Он использовал все эти знания, чтобы соблазнить тебя.

— Но зачем? Я бы и без этого занялся разгадкой его шарад.

— Ты уверен? — Нортон допил пиво и попросил барменшу повторить. — Вернее, разве мог он быть в этом уверен?

Барменша, женщина с волосами цвета воронова крыла, ободряюще подмигнула мне и поставила перед нами новые бутылки. Нортон, должно быть, заметил ее заигрывания.

— Ну а Ник? — спросил он. — Когда ты ей все расскажешь?

— Пока не буду ничего говорить. До тех пор, пока не разберусь с Джессоном. Хочу немного подготовиться, прежде чем услышу это ее знаменитое «Я же тебе говорила!».