Мистер Себастиан и черный маг - Дэниел Уоллес Страница 49

Он открыл дверь, и он был там, мистер Себастиан. Сидел в том же большом, обитом красным бархатом кресле с высокой спинкой, в своем элегантном черном смокинге, в сверкающих туфлях, с зачесанными назад волосами, с улыбкой на лице, таком же смертельно-бледном, как всегда. Он был точь-в-точь как прежде, вплоть до четвертака с профилем Джорджа Вашингтона, который он вертел в пальцах.

— Генри, — сказал он, — входи.

Генри молчал. Что он мог сказать? Трудно было дышать, грудь медленно сдавливало, словно тисками. Но он сопротивлялся. Справившись, — непонятно, что это было, может, сердце, — оглядел комнату. В ней тоже ничего не изменилось. Горничная как будто только что вышла. Постель аккуратно заправлена, без единой складки, и ни пылинки вокруг.

Генри принес с собой нож, небольшой, чтобы спрятать в кармане, но достаточно острый, чтобы убить. Он нащупал его, стиснул рукоятку, но так незаметно, как это умеет делать только настоящий иллюзионист. В любой момент нож мог выпорхнуть из его пальцев, как на крыльях.

Он встретился взглядом с мистером Себастианом. Генри не испытывал страха, как не испытывает страха человек, которому нечего терять.

— Я пришел убить вас, — сказал он.

— Знаю, — невозмутимо ответил мистер Себастиан. — Знаю. Но не сейчас. Не сегодня. Позже. В другом месте, в другое время. Сегодня займемся кое-чем другим.

Четвертак продолжал скользить меж пальцев мистера Себастиана, словно по собственному разумению, словно продолжил бы свое неустанное скольжение, даже если бы Генри отрезал руку от тела.

Генри убрал нож обратно в карман.

— Значит, вам известно, почему я здесь.

Мистер Себастиан покровительственно улыбнулся:

— Конечно. Задать главный вопрос, так?

Генри кивнул, хотя был не столь уверен, как его противник.

— Я хочу увидеть ее, — сказал он.

Мистер Себастиан сделал вид, что смутился. Но, разумеется, он ничуть не смутился. Он никогда не смущался. Хотя ему нравилось прикидываться смущенным.

— Ее? Ее? Не уверен, кого ты имеешь в виду.

И в этот момент Генри увидел, как в углу комнаты открылась дверь. Он всегда считал, что это дверь в чулан. Но нет. Это была дверь в иной мир.

И я вышла.

Могу сказать, сначала он не узнал меня. Это немного расстроило меня, то, как он смотрел, не узнавая. Он видел перед собой только женщину, одетую, как обычно одевались женщины определенного достатка, — облегающее платье, оборки, корсет. Волосы забраны на затылке в пучок, лицо слегка перекошенное и землистое. Прошло много времени, как он видел его в последний раз. И все же…

— Мама! — произнес он.

Как прежде.

— Генри!

Он хотел подойти ко мне, могу сказать. Но такое было невозможно, и Генри знал это. Он не хотел проходить мимо кресла мистера Себастиана. Мы были так близко, но ближе сойтись не могли.

— Все началось с меня, — сказала я. — Все. Прости, Генри.

— Что началось?

— Все, что случилось и что еще случится. Если бы я только не умерла, вот что я имею в виду. Будь я жива, все могло бы сложиться иначе.

Бесполезно говорить что-то подобное, ничего этим не изменишь, но я должна была сказать. Я целую вечность ждала, чтобы это сказать.

— Ты болела. И ничего не могла сделать.

— Пока живешь, всегда есть возможность что-то сделать. Я просто не сделала.

Он покачал головой и улыбнулся такой доброй и прощающей улыбкой, но я ни секунды не могла больше выносить это. Отвернулась. Закрыла лицо руками и заплакала. Я действительно ничего не могла сделать, ничего, а для матери нет горшего чувства.

Мистер Себастиан сочувственно успокоил:

— Ну, будет, будет.

Затем посмотрел на дверь, и из нее вышла Марианна Ла Флёр.

Она словно вплыла в комнату, темная и бесплотная, но и красивая, как при жизни. Ничуть не изменившаяся. Возрожденная в точности такой, какой Генри хотелось ее запомнить. Когда ее нашли на складе, она выглядела иначе. Тогда она вся, с головы до ног, была украшена ножами. Ни один не миновал назначенной цели.

— Марианна! — сказал он.

Она лишь посмотрела на него своими печальными глазами.

Генри спросил себя, сколько еще мертвых там, за дверью. Нет ли там Кастенбаума? Кастенбаум был последним в длинной цепочке людей, которых он знал и любил. И пережил. Кастенбаума всего месяц назад казнили на электрическом стуле в Синг-Синге. Когда-то Генри любил его, хотя по-настоящему понял это лишь после того, как Кастенбаум умер. Он спас его после войны, в тот день на пристани. Сойдя с корабля, Генри не представлял, куда направиться, как распорядиться своей жизнью, и Кастенбаум показал ему путь. Достаточное основание, чтобы любить его.

Генри ждал, но Марианна молчала. Он лишь хотел услышать, как она произнесет его имя. Это всегда было самым прекрасным, не потому, что имя было его, но потому, что произносила его она. Мистер Себастиан явно наслаждался моментом, давая им невероятную возможность еще раз посмотреть друг другу в глаза.

— Она — нечто особенное, не правда ли? — сказал мистер Себастиан. — Мало кто с ней сравнится. Настоящая находка. Очень сожалею, что так случилось.

Генри погладил пальцами нож в кармане. Здесь нож был бесполезен, Генри знал это, но приятно было ощущать его под рукой, как все же возможное оружие.

— Марианна, — повторил он.

Но она по-прежнему молчала.

Дьявол улыбнулся.

— А теперь звезда нашего шоу. Готовы? Представляю вашему вниманию очаровательную, талантливую, утраченную, но не забытую — никогда не забываемую — мисс Ханну Уокер!

Мгновение между этим пародийным призывом и ее появлением, казалось, длилось вечно. Генри чувствовал, как колотится сердце. Его удары отдавались в голове, в кончиках пальцев. Наконец она появилась. Вышла маленькими шажками маленькой девочки, боящейся оступиться. Ей было девять лет. Волосы такие длинные и светлые, взгляд невинный, запястья по-прежнему такие тонкие, что он мог бы дважды обхватить их пальцами. И такая прекрасная, ничего прекрасней он еще не видал; он удивился, как вообще она могла существовать на свете.

Она вошла в комнату и встала рядом с Марианной. Потом, поколебавшись, перешла и встала между Марианной и мной. Я чувствовала, как ее плечико касается моего бедра. Ханна, дорогая моя девочка, немножко нервничала. Теребила пальчиками платье, глядела то в пол, то на Марианну, то на мистера Себастиана, словно не очень понимала, зачем она здесь. Потом она взглянула на Генри и заулыбалась. Едва увидев его, заулыбалась, и какой это был для него подарок, видеть ее.

— Вы убили ее, — сказал Генри мистеру Себастиану, знающий, что это так, но не окончательно уверенный. — Она мертва.