Город с названьем Ковров-Самолетов - Наталья Арбузова Страница 49

Бомжи загадили все, что можно было загадить. Приехали выручательные Толик с Менелаем, снесли запакощенное на помойку. Поехали на мебельную фабрику «шкафчик and диванчик», не то живую, не то издохшую, возле которой Толик некогда стоял посреди клумбы. Выяснилось – Прохоров выкупил ее с долгами и реанимировал. В результате меблирашки Людмилы были меблированы за счет фирмы. Нашлись и жильцы, а контингент Гниды затерялся средь огней большого города. Сам же Гнида пришвартовался на Морской. Пренебрегши прежде, единственно по неразумию, трудоустройством в павловском борделе, теперь с гордостью служил переживающему подъем делу Аллы и Лидии. Бегать от предначертанья бесполезно. Лидия взяла бразды правленья твердо, без дураков – цель была ясна, средства сподручны. Гниде выдали чистую тельняшку, произведя сразу в дворники, кухонные мужики и вышибалы.

Антон Балдин какую-никакую невесту себе нарыл. Не Катю Переляеву, нет. Взял за женой не золотые прииски, а пятизвездочный отель на Кипре – зимнее каникулярное время было потрачено недаром. Избранница оказалась дочерью нового русского, с присадкой одесской греческой и одесской еврейской крови, по материнской линии. Жених констатировал, что тут все сошлось: привязанность к Зое Киприди, уваженье к Иосифу Каминскому, интерес к феномену греческой цивилизации. Во всяком случае, из борделя на Морской он пока исчез. Брачный контракт сам же Каминский и составил – обошлось недешево. Борис Острогин теперь курировал обеих сестер Переляевых, такой вариант давно напрашивался. Соответствовал как собственной его натуре, так и устоявшимся привычкам двух девушек. Катя с Юленькой были отлично вышколены и в такой – фи! – мерзости, как ревность, не замечены.

Что, у Зои Савелкиной в последнее время действительно наблюдалось раздвоение личности? да, вы правильно расслышали. Перед отъездом в Питер она временами принималась говорить величественно-ленивым тоном. А то укладывала свои простенькие и со вкусом вещички в стильные корзины Киприды. Флейту бросила на пороге грота и бросила через плечо Леониду: Заинька заберет. Леонид дудочку поднял, убрал от греха подальше в рюкзак. Но едва отвернулся – на камнях лежала точная копия презренного Зоинькой инструмента. Леонид и сам был человек спорной адекватности. Одним закидоном больше, одним меньше, его это не пугало.

Когда Киприда сияет в гостиной заслуживающими драгоценного гребня волосами, сойдет любая девица, взятая Лидией по протекции. Белые ночи сменяли друг друга, и, не пуская тьму ночную на золотые небеса, светили волосы , и белела Венера Родосская, просветляя сумерки.

Прохоров долго не чикался, дом на Васильевском отремонтировал за полтора месяца. В июле на Морскую дул свежий ветер с Невы, перелетая через невысокие зданья. Прохоров пришел говорить с Лидией о будущем, считал – оно у них есть. Большая честь. И тут Лидия впервые сказала что-то путное о Менелае: он не уступит, я его немножко знаю. Устранять физически кого бы то ни было Прохорову и в голову не приходило, как-никак он был человек крещеный. Поехал бить челом вдове Заверяевой, та взяла подарки и сказала: «По мне, так забирайте со всеми потрохами. Баба с возу – кобыле легче. Такого-то добра! гулёна». Но дело не сдвинулось ни на йоту. Поспешил светлым еще вечером к Зоиньке в спальный район, остановил возле дешевой новостройки основательную тачку, долго вытирал ноги о турецкий коврик. Толик с Менелаем, надравшись, храпели. Леонид выслушал гостя внимательно, Зойка отрешенно. Нет, все что надо услыхала. Посоветовала серьезнейшим образом: «К Антипу… Антип поможет». И Прохоров отправился перевозить Антипа Иваныча Домовитого после ремонта в принадлежащий ему дом.

Небывалое, несбыточное дело: Прохоров финансировал наглое новоселье. Четверо заговорщиков-поджигателей собрались на Васильевском за новым дощатым столом от фирмы «шкафчик and диванчик» – он был покрыт по светлому дереву бесцветным лаком. Прохоров вежливенько умотал, предоставив действовать теперь уже верному прихвостню своему Антипу. Питья – залейся, еды завались. Селедка кусочками в баночках… маринованные огурчики с мизинчик… фаршированные оливки – фу ты ну ты… нарезка такая и сякая. Разовые вилки и стаканы, кради – не хочу. Водка четырех сортов, по числу присутствующих персон. Антип: «Отведайте этой, голубчики». Анатолий: «Теперь, братцы, тяпните вон той». Нежданно подвалил Гнида – его как раз не хватало. Расторопный Антипушка и вовсе отпер бар – душа нараспашку. Глаза разбежались, но выбрали виски, а содовой никто не спросил. Антип все же продемонстрировал сифон, окатив корешей с ног до головы.

Еще не видано такого новоселья – жечь бы да жечь, праздновать да праздновать. Вдруг пошло не по сценарию, но хорошо пошло, удачно. Гнида стукнул по фирменному столу: «Гнида эта Лидия! даешь развод!» Зуб у него был на дамочку, собиравшую дань с его постояльцев. Гнида на воле как-то неприметно вырос в авторитеты, и четверо слушали, глядя ему в рот. Наконец прорезался хозяин дома – Антип: «Гони ее в шею, Петруша, с Морской. А ты, Игорек, завтра же… какой у нас завтра день? понедельник? завтра же подай на развод. Станет у меня полы мыть, задравши подол… лба перекрестить будет некогда». Тотчас стащили у Прохорова лист хорошей бумаги формата А4. Написали: «КЛЯТВА. Игорю с Лидией развестись и никому из нас на ней не жениться». Подписались впятером. Отныне Лидию ожидало незавидное будущее. Правда, наутро муж ее вновь проснулся менелаем и вчерашнего не помнил, но Антип молча ткнул в его подпись. Будто нечаянно подвалил Иосиф Каминский со всем необходимым для ведения дела, в том числе и деньгами. Положил в дипломат также и клятву пятерых. Посадил Менелая к себе в машину: назвался груздем – полезай в кузов. Груздя ждали грустные хлопоты.

Все, за что ни брался старший Каминский, получалось шутя. У его клиентов бывали неудачные браки, но не было неудачных разводов. Дело катилось к свадьбе, как под горку. В начале осени Антип по собственной инициативе пошел сватом к Питеру на Морскую. Бояре, а мы к вам пришли… у вас товар – у нас купец. Осень опять стояла подарочная, для Киприды, а может и для Лидии. Конечно, Лидия изрядная стерва, но раз жениху это по фигу, то остальным и подавно. Я давно искал такую, и не больше, и не меньше. Уж очень ярки были парки, даже слишком. Лучи как мечи проламывались сквозь ветви. Стоял ноябрь уж у двора – светит, да не греет – третий ноябрь в нашем призрачном повествованье. Еще горели клены, как волосы Киприды, а свадьба зашумела. Сама Киприда на нее не явилась, не удостоила. Явилась та, другая, в собольей душегрейке. Но сидела неулыбой, чуть пригубила вина. Слишком много всего требовалось забыть.

Ну конечно, это для Лидии – синева ноябрьского дня. Ведь она сегодня княгиня, многая лета пелися ей. Киприды за столом не было, Елена Прекрасная головы не подымала, а Лидия, казалось, просветилась торжеством. И не сводил с нее глаз снова сдвинувшийся Егор Парыгин. Считал про себя, во сколько крат его бешеные деньги превосходят работающий капитал Прохорова. Насчитал такой коэффициент, что добра не сулил. Иосиф Каминский ерзал на стуле. Кабы было и всей беды. Вернувшись на Морскую, увидал пугающую маску горгоны на лице Зои Киприди и змей замес-то волос. Киприда с Егором Парыгиным хромали на одну ногу. Таки вспомнила летние дни во внутреннем дворике павловского особняка, тонкогубую улыбку Лидии. Каминский приступал к своей царице с осторожкой: «Не пора ли, друг мой, заказать билеты на Кипр?» Не внемлет… не преклонит слуха. С северо-запада шквал налетел и снял урожай листвы.