Плач юных сердец - Ричард Йейтс Страница 49

Одна из женщин осторожно похвалила сжатость и лаконизм прозы, и другая сказала, что ей понравилась сцена в ресторане, но тут же добавила, что не может объяснить почему.

Затем спросили мнения мистера Келли, но он только сложил руки на груди, прикрыв логотип на рубашке, и сказал, что на этот раз предпочел бы не высказываться.

Вся работа досталась в итоге мистеру Каплану — человеку, похожему на зубного врача или бухгалтера.

— Этот рассказ мне показался крайне незрелым, — сказал он. — Я бы никогда не подумал, что в тексте, написанном взрослым человеком, может вылезти столько глупости — у автора, я имею в виду, а не у героини. А при таком раскладе никакие технические ухищрения уже не помогут.

— Я с этим соглашусь, — сказал старик. — И вот что еще скажу: неплохо было бы услышать, как парень воспринял всю эту историю. Интересно было бы узнать, что он чувствовал, когда она полезла с ножницами к нему в лицо.

— Но она же была в ужасе, — сказала одна из женщин. — Он себя не контролировал. Она думала, что он хочет ее изнасиловать.

— Да какое, в жопу, изнасиловать! — сказал старик. — Прошу прощения, дамы, но в этом рассказе она его продинамила, вот и все. Да, и еще: понятия не имею, что такое имбирно-лимонадный день. И боюсь, никто этого не знает.

Люси боялась взглянуть на девушку, написавшую этот рассказ, но все же рискнула. Девушка больше не краснела — теперь ее лицо выражало спокойное презрение; ее хватило даже на то, чтобы изобразить улыбку сочувствия и понимания, адресованную собравшимся в этой комнате идиотам — если не всем идиотам вообще.

С девушкой было все в порядке, она переживет — и мистер Трейнор, похоже, прекрасно это понимал. Он даже не стал упрекать старика в излишней грубости, как будто начисто позабыв, как осуждал на первом занятии «беспардонную» критику; он просто ухмыльнулся и сказал, что одни тексты всегда вызывают больше полемических выпадов, чем другие. Потом он сообщил девушке, что ее рассказ действительно нуждается в переработке:

— Если бы вы придумали, как смягчить пафос собственной правоты или сделать его не столь явным, у вас получилось бы куда более убедительное… куда более убедительное изложение.

На следующей неделе слушали первый, более легковесный рассказ Люси «Мисс Годдард и мир искусства». Пока Трейнор читал его вслух, она сидела, сжавшись от страха, хотя должна была признать, что читал он довольно хорошо; проблема была в том, что множество мелких ошибок, которых она не замечала раньше, в его речи зазвучали теперь со всей ясностью. Когда чтение закончилось, она ощутила слабость; ей хотелось спрятаться; оставалось только надеяться, что сегодня мистер Келли молчать не станет.

И он не стал, он заговорил первым.

— Что ж, на этот раз мы наконец услышали нечто достойное, — сказал он, и ей вдруг пришло в голову, что «достойный» — на редкость приятное слово. — Эта дама понимает предложения — что само по себе бывает не часто, — и она знает, как их между собой связывать, а это встречается еще реже. Это сильная проза, проза изящная и, как я уже сказал, весьма достойная. Но если говорить о существе рассказа, то здесь я не уверен. Смотрите, что у нас есть? У нас есть эта богатая девочка, которая не любит свой пансион, потому что другие девочки над ней все время смеются, домой на каникулы ей ездить тоже не нравится, потому что сестер и братьев у нее нет, а родители заняты исключительно друг другом. Дальше мы видим, как она подружилась с этой необычно молодой для пансионов учительницей рисования, которая говорит ей, что у нее большие способности, и в какой-то момент мне даже показалось, что начинается лесбийская история, но я ошибся. Учительница помогает девочке утвердиться через искусство, и в конечном итоге та осознает, что все-таки может смотреть жизни в лицо. Наверное, проблема отчасти вот в чем: на самом деле это рассказ из серии «и тут он понял», как их раньше называли, и эта некогда успешная формула вышла из употребления, когда вся журнальная беллетристика загнулась с приходом телевидения. Хотя нет, — быстро поправился он. — Это все вторично, да и критика получилась очень поверхностной. Наверное, я вот что пытаюсь сказать… — и он сильно нахмурился, подбирая слова, — я пытаюсь сказать, что, боюсь, вынес из этого рассказа какое-то недоумение. Очень сильно написано, отлично написано, но в итоге я себе говорю: ну да, понял, только кому это интересно?

И все сидящие за столом были вроде бы согласны с мистером Келли по обоим пунктам. На этот раз Карл Трейнор легко отделался: в такой ситуации итоги без труда подвел бы даже самый неуверенный в себе преподаватель. Не нужно было смягчать конфликты или обходить спорные вопросы и, чтобы вынести финальный вердикт, не пришлось смело высказывать собственные идеи.

Но Люси все равно исправно ездила в школу, потому что оставался шанс, что на занятиях прочитают ее второй, более серьезный рассказ. Ей нужно было знать, что скажут о нем Джордж Келли, Джером Каплан и пара других слушателей. Приходилось ждать, выслушивая сочинения всех остальных и последующие дискуссии — то буйные, то спокойные, но в итоге это произошло.

— Сегодня мы прочитаем еще один рассказ миссис Дэвенпорт, — объявил Карл Трейнор. — Здесь двадцать одна страница, и называется он «Летний репертуар».

На этот раз она не уловила на слух никаких ошибок. За предложения ее, несомненно, опять похвалят — только теперь и содержание вряд ли кого оставит равнодушным. Ближе к концу она обнаружила, что тронута — горло слегка перехватило, — как будто рассказ написал кто-то другой.

— Ну что ж, — сказал Джордж Келли, когда Трейнор закончил, — язык опять безупречен — в этом отношении миссис Дэвенпорт работает как профессионал, — да и по содержанию этот рассказ намного интереснее. Молодая разведенная женщина влюбляется в режиссера летнего театра, ничего неправдоподобного нет, эта линия прописана хорошо. Любовные эпизоды сделаны со вкусом, не хуже того, что я в этом жанре читал, сцены сильные, убедительные. Дальше: режиссер убеждает ее сыграть самую сложную роль в важной пьесе, она знает, что к этому не готова, но все равно соглашается, чем и доводит себя до полного опустошения; потом, еще не успев от этого оправиться, она обнаруживает, что режиссер бросил ее ради девушки помоложе, — и это все тоже сомнений не вызывает, потому что с самого начала расклад был именно такой, — так что все кончено. Сюжет отличный, мне кажется. Единственная проблема… — и он откинулся назад, переходя ко второй части, а Люси закусила губу, — единственная проблема в том, что я не понимаю, для чего написаны последние три или четыре страницы, или сколько их там, — все, что идет после того, как он уехал с новой любовницей. Не понял, что я должен был там обнаружить, кроме все новых и новых слов о душевном состоянии героини. Целое философское эссе о предательстве и одиночестве, но в художественную прозу все эти абстрактные рассуждения просто так не вставишь, — но крайней мере, мне так кажется. Потом мы должны почему-то поверить, что она боится сойти с ума, как ее бывший муж, — и это скучно, потому что мы знаем, что с ума она никогда не сойдет; нам даже приходится узнать, что она подумывает о самоубийстве, а это уж вообще пустая трата времени, потому что мы знаем, что этого она точно никогда не сделает. Нет, в этой части тоже есть несколько замечательных моментов, например когда девочка приходит из школы и получает этот бутерброд с арахисовым маслом, — только непонятно, почему эти вещи нельзя было дать раньше, в самом рассказе. Собственно, в последней части у нас нет ничего, кроме женщины, которая то так, то этак себя жалеет. Есть слово, точно описывающее такие вещи, и был бы мой словарь побогаче, я бы его знал. Хотя подождите — все это сантименты, вот. Мне больно снова об этом говорить, миссис Дэвенпорт, потому что я и в прошлый раз пожалел, что поднял эту тему, но сейчас мне показалось, что вы наизнанку выворачиваете весь ваш удачный материал, лишь бы сделать из него еще один рассказ из серии «и тут он понял». Вы хотите показать нам: женщина поняла, что случившееся сделало ее «сильнее», но в это никто не поверит, потому что это бред. Какой нормальный человек поверит, что несчастье может оказаться благотворным? Я не в том смысле, что вы должны были сказать, что несчастье ее «ослабило», нет — ни то ни другое здесь неуместно. Ни сила, ни слабость никакого отношения к рассказу не имеют. Кстати сказать, если присмотреться, то никакой разницы между слабыми и сильными людьми все равно нет, и все это знают, — собственно, поэтому сама идея у хороших писателей никогда не пользовалась доверием. Так что смотрите, что происходит: женщину в вашем рассказе бросили. Понятно, что она по этому поводу сильно переживает, — и, видимо, это все, что нам понятно, но это само по себе немало. В этом вся история. Все, что вам нужно сделать, миссис Дэвенпорт, — это убрать практически все, что вы написали после того, как он уезжает с молодой девушкой, и тогда ваш рассказ будет что надо.