Абсурдистан - Гари Штейнгарт Страница 49

Я оказался неправ.

Очутившись в полном одиночестве в Абсурдистане, я забрался в испуге под кровать и заплакал.

Когда Любимый Папа узнал, что его отец убит в сражении с немцами под Ленинградом, он забрался под свою кровать и четыре дня плакал, отказываясь от хлеба и каши и питаясь только собственными слезами и воспоминаниями о ласке своего покойного отца. Я решил сделать то же самое, хотя между нами были явные различия. Папе тогда было три года, а мне было тридцать. Папа во время войны жил у дальних родственников в какой-то ужасной деревне в горах Урала, в то время как я один занимал роскошный номер в западном отеле в Абсурдистане. У Папы были только его слезы, а у меня — мой «Ативан». Но тем не менее я ощущал с ним родство. Я потерял мать, отца, а теперь, с отъездом Алеши-Боба, — и брата. Я еще раз осиротел. Меня вышвырнули в мир, которому я был не нужен.

И, в довершение всего, что-то случилось с моим мобильником. Наверное, абсурдистанцы ограничили зону действия телефонов, чтобы контролировать информацию, исходящую из страны. Каждый раз, как я набирал номер Алеши-Боба, я слышал записанное объявление: «Уважаемый владелец мобильного телефона, — говорил хриплый женский голос по-русски, — ваша попытка соединиться была неудачной. Больше ничего нельзя сделать. Пожалуйста, дайте отбой».

Моя попытка соединиться была неудачней. Действительно, что еще тут можно было оказать.

Я не выдержал четыре дня под кроватью, как мой Любимый Папа в 1943 году. Через несколько часов меня начал мучить голод, и я вылез из-под кровати, чтобы заказать в номер «крылышки бизона» и бутылку вина. Я включил лэптоп, но, вероятно, власти вырубили и Интернет. У меня не осталось ничего, кроме телевизора. Иностранные телеканалы, передававшие новости, решили, что положение дел в Республике Абсурдсвани покажется телезрителю слишком неприятным и труднопроизносимым, и переключились на темные средиземноморские воды близ Генуи, где проходил саммит «Большой восьмерки». Сексуальные итальянцы, швырявшие в знак протеста бутылки с «коктейлем Молотова» в карабинеров, о качались куда фотогеничнее. Даже российские каналы решили дать Абсурдистану передышку. Три главных правительственных канала показывали своих корреспондентов, которые чуть ли не дремали возле пруда отеля «Хайатт», а рядом выстроились ряды бутылок с турецким пивом — и это в десять часов утра! Им тоже хотелось отправиться в Геную, чтобы плавать там с дельфинами и восхищаться спортивным президентом Путиным и жизнерадостным, нахальным Бушем — его американским коллегой.

Я взглянул на террасы, находившиеся подо мной. От утреннего сияния загрязненного моря, покрытого пеной, город приобрел розовый цвет говяжьей тушенки. Когда объявили о прекращении огня, сево и свани продолжили жить своей обычной жизнью — заходили в «Парфюмерию 718», пили кофе по-турецки и лузгали семечки. Бронетранспортеры, ощетинившиеся антеннами, отдыхали рядом с кафе — они походили на панцири вымерших насекомых.

Я нашел записку от Ларри Зартарьяна:

«Дорогой гость!

Прошу Вашего внимания. Федеральные войска и силы ГКВПД осадили город. Аэропорт закрыт. Пока не разрешится политическая ситуация в нашей стране, Вы можете наслаждаться историческими красотами города Свани (который француз Александр Дюма называет „Жемчужиной Каспия“ — о-ля-ля!). Рядом с отелем находится американское туристическое агентство „Америкэн Экспресс“. Оно только для Вас».

Однажды я спросил Зартарьяна, почему он пишет письма к постояльцам отеля на таком забавном английском, и он признался, что пытается вообразить себя хитрым местным жителем, а не представителем среднего класса из долины Сан-Фернандо. Бедный Зартарьян! Когда я закрываю глаза, то почти что вижу его труп рядом с трупом его матери — оба готовы к репатриации в Глендейл.

Просмотрев записку, я спросил себя: «Что бы предпринял в этой ситуации Алеша-Боб? Он всегда что-то предпринимал». Я надел гигантские солнечные очки и самый шикарный спортивный костюм.

Пора, как говорит доктор Левин, отправляться на прогулку.

В Американском туристическом агентстве сидели за своими столами, развалившись, две девицы — одна белокожая блондинка, вторая местная, с приятным коричневым загаром; они покрывали лаком ногти и тихонько переговаривались на английском и русском.

Я сразу же проникся к ним симпатией, к этим милым существам с западным образом мыслей. На минуту мне даже удалось забыть об отсутствии Алеши-Боба.

— Привет! — обратился я к девушкам по-английски. — Как дела?

— Добрый день, — прочирикала блондинка. — Добро пожаловать в «Америкэн Экспресс». — Она искренне улыбнулась, а вторая, смуглая, опустила глаза и усмехнулась полными красными губами. Блондинка определенно была русской по национальности; на ее ярлычке было написано: «Анна Иванова». Я не мог сказать, понравилась она мне или нет. Она не собиралась кокетничать, но чувствовалось, что она знает себе цену и умеет заставить молодых людей страдать.

Однако когда я перевел взгляд на смуглянку, мои мысли сразу же приняли вполне определенное направление. На ней были майка и джинсы, слишком тесные для ее южных бедер. Когда меня влечет к женщине, мою фантазию воспламеняет не ее ослепительная улыбка или жест, которым она отводит от лица локон, — нет, меня волнует «великое непознанное», когда она сбрасывает с себя нижнее белье. Тут виной собрание сочинений Генри Миллера, которого я читал во время своего пребывания в Эксидентал-колледже.

— Я бельгиец, которого интересует история вашей страны, — сказал я, и эти слова прозвучали бы особенно правдиво, если заменить «бельгийца»— «русским», а «страну» — «влагалищем».

Блондинка начала перечислять различные экскурсии, которые они могут организовать. Искусство, ремесла, церкви, мечети, пляжи, вулканы, пещеры, жилища аистов, нефтяные месторождения, храмы огня, «известный во всем мире музей ковров» — в общем, немногие города могли бы соперничать со столицей Абсурдистана по диапазону бредовых предлагаемых зрелищ.

— Что касается экскурсий, то единственная проблема заключается в том, — продолжала блондинка, — что моя бабушка — свани, и поэтому я не могу пойти на Террасу Сево, а Нана — сево, поэтому она не может пойти на Террасу Свани.