Злаки Зодиака, или Ижица-файлы - Игорь Чубаха Страница 49

Луну обложили гриппозные сине-зеленые тучи. Ледяной ветер врывался в настежь распахнутые окна и свирепо трепал исписанные кабалистическими знаками полоски бумаги. Полоски были настрижены из тут же под ноги брошенных кардиограмм и историй болезней. Знаки на полосах были выведены зеленкой, а когда ее запас иссяк — йодом. К занавескам, балахону над операционным столом и всюду, где только можно, полоски были пришпилены иголками от одноразовых шприцов.

На операционном столе плясала сестра Алина, босая и обнаженная по пояс. Вудический ритуал оживления мертвецов она исполняла впервые в жизни и старалась пуще провинциалки на приемных экзаменах в театральный институт.

У стола, прямо на полу, точнее — на расстеленной простыни, смирно лежали рядком два окоченевших трупа: даже в смерти разные, как голод и жажда, Хляст и Чек. Почти голые — кожа цвета застывшего бетона — только бедра из приличия обернуты марлей. От раскуроченого электрощита к вискам и запястьям почивших тянулись провода, заканчивающиеся крокодиловидными клемами. А еще у электрощита, как опустивший руку на штурвал капитан, стоял столбом, держась за рубильник, Максим Храпунов. Весь в белом — в наброшенном на плечи медицинском халате.

Валера — тоже босой и полуголый — с самым серьезным видом возложил каждому из усопших на грудь по мороженной куриной лапе, а в зубы воткнул по мороженному куриному сердцу. Остальное содержимое пакета с суповым набором осклизких потрохов парфюмерный художник разбросал по операционной.

— Готово! — дал отмашку он соратникам, — Алинка, теперь все дело за тобой! — И, подхватив эмалированную кювету, стал прыгать в африканском ритме по диаметру вокруг стола. Следя, чтобы не зацепить провода, прижимая к животу кювету и что есть мочи лупя по ней аптекарским пестиком. Эмаль отшелушивалась рыбьей лузгой. Бах-бах-бах!!!

— Ребята, а вдруг, ни фига не выйдет!? — хныкала, но продолжала трясти телесами Алина. Почему-то у нее получалась не разнузданная пляска жрицы вуду, а как бы прелюдия к стриптизу, карма виновата.

— Ну, давай же, сестренка! — заскрежетал зубами, подбадривая, Максим, — Поднажми! — и запел истово и яростно, и рожденные в кипящей слюне, будто Венера в пене морской, слова посыпались щелканьем бича:

— Встань пораньше! Встань пораньше! Встань пораньше! Только утро засияет у ворот!.. [46]

Алина старалась. Алина выделывала руками и ногами немыслимые антраша. Алина царапала пальцами врывающийся в окна ночной мрак и падающий сверху электрический свет. Юбка развевалась стягом в конной лаве. Пятки лупили по столу, груди прыгали, словно баскетбольные мячи.

— Ты увидишь, ты услышишь, как веселый барабанщик! — подхватил песню беснующийся вокруг жрицы Валера, — В руки палочки кленовые берет!

Бах-бах-бах!!! — помогали пестик и кювета. — Ш-ш-ш! — трепыхались на ветру испачканные зеленкой и йодом полоски бумаги. Только весело никому не было. Вуду — их последний шанс выйти на исконное тело Богдухана раньше ИСАЯ и спросить с пристрастием, отравлен ли Храпунов заклятием «Пешка-Ферзь»? И куда делись три тонны Злаков Зодиака?

Алина полностью растворилась в неистовой пляске. Глаза закатились, и только бело-голубые бельма сверкали на всю операционную. С налившихся кровью губ в стороны полетели брызги слюны.

— Батарея… Огонь!!! — взревел Валера.

И Храпунов дернул рубильник.

Рядом с Максовой рукой в щите загромыхал майский гром, посыпались сухие колючие искры. Вспышка отразилась в стеклах распахнутого окна, в хромированных конструкциях над операционным столом, в склянках, запертых в медшкафу. Разряд помчался по проводам и шарахнул мертвецов, даже простынь вокруг почернела, благо, тлеть не начала. Полоски настриженной бумаги задрожали, словно листья пальмы под тропическим ливнем.

Какое-то мгновение казалось, что больше ничего и не случится. Что опыт провалился, и зря заговорщики ночью проникали в морг, выкрадывали павших слуг Богдухана, а потом волокли тяжеленные трупы сюда, в уже печально знакомую Валере операционную. Но нет.

Доселе безжизненный, как президент на долларе, первым зашевелился Хляст. Он, не сгибая протянутых ног, рывком сел и стал растопыренными суставами ощупывать пространство вокруг. С закрытыми глазами. Чуть погодя шевельнулся, а затем тоже сел и Чек.

— Чую, человеческим духом тянет, — на распев прогундел Хляст.

— Они живые! — как сумасшедший заорал суеверно не рискующий отпустить рубильник Максим, — Живые!!!