О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров Страница 48

– Спасибо, – поблагодарил Эжен.

– Поможем, – согласился Иратов.

– Все, командир! – Иратов обернулся на голос и лицом к лицу столкнулся с рабочим. – Все сделали. Подавай тысячу!

– Леха?! – признал Иратов.

– Так точно, Алексей Иванович, – подтвердил рабочий.

– Леха, бармен! Ты помнишь «Лиру»? Как гуляли, какие дела делали!..

На мгновение в глазах рабочего блеснуло прошлое, но тут же и погасло.

– Нет, не помню…

– Да как же, ты мне еще посредничал с валютой!

– Путаете что-то…

– Ты Леха? Леха с зыкинской дачи?

– Мало ли на свете Алексеев? Вон и сын у меня Алексей. По чести живем. Пожалуйте тысячу!

Иратов вытащил из портмоне стодолларовую купюру и протянул рабочему.

– Мы в валюте не принимаем! – отказался Леха, а его сын закачал головой в подтверждение.

Иратов обозлился. Как к людям пытался отнестись, а здесь… Словно в лицо плюнули.

– Тогда пошли оба на хер! – Рабочий развернулся и пошел, за ним зашагал и сын. – И правильно, что тебя тогда вытряхнули с зыкинской дачи! Лохам – лоховское место! Тоже мне брахман!

– Кто это? – спросила Верочка, удивленная такой невыдержанностью мужа.

– Так… Из прошлого…

Надпочечники господина Иратова к этому моменту снизили выработку тестостерона на шестьдесят процентов. Он еще не понимал этого, но такой истерический срыв был как раз следствием этого процесса.

На убранные от снега могилы Иратовых были возложены цветы. Особенно долго поправлял букет Эжен – словно президент венок для фотографии.

– А поехали к Алессандро Итальяновичу? – предложила Верочка. – Я есть хочу, уже вечер!

В этот раз они ели много и обильно. Эжен сноровисто накручивал на вилку спагетти и улыбался по-свойски, как будто давно адаптировался к новым реалиям. Наелись десерта и напились вина, а в конце пели вместе с хозяином «Наполи». Лицо Верочки светилось необыкновенно, она щебетала птичкой, и казалось, что ей не больше двадцати. Иратов метался между двумя чувствами: ненависти и пофигизма. Тестостерон в его организме еще присутствовал, хоть и в незначительном количестве, мозг силился укрепить гормон, чтобы родить желание вышибить дух из этого красавца-прощелыги Эжена, который окончательно освоился и даже шутил на уровне. Хер с ним, решил Иратов. Как ни крути, он – это я… Арсений Андреевич чувствовал себя изрядно подшофе и просил у официантов подливать в десертную рюмочку лимончелло. Его мысли скакали, как и у всякого нетрезвого человека, он размышлял о Верочке, потерянном половом органе и обретении оного в лице псевдосына Эжена… Он видел, как Верочка к нему обращается, но откуда-то издалека пробивался ее волшебный голос, он невпопад кивал ей в ответ, стараясь сохранить лицо властителя судеб, но покрасневшие глаза, кривящийся от алкоголя рот делали его просто немолодым человеком в сильном подпитии… Верочка сама рассчиталась, а официанты с помощью Эжена усадили Иратова в автомобиль. Она попыталась припомнить, когда еще лицезрела своего мужа в таком разобранном состоянии, но не смогла.

Вышли из лифта и остановились возле двери Арсения Андреевича.

– Он вас приютит, – улыбнулась Верочка.

– Нет! – наотрез отказался Иратов. – Мне с утра работать, и у меня нет гостевой спальни!

– Я на вокзале переночую, – спохватился Эжен.

– Вы, сын Иратова, – и на вокзале?! – возмутилась Верочка. – Остановитесь у меня! Я никогда его таким мужланом не видела!

Иратов неважно себя чувствовал и еле дотащился до своей квартиры. В коридоре он уселся на диван и безучастно подумал, что еще несколько дней назад Верочка бы просидела над ним целую ночь, с аспирином и холодными примочками, а сегодня…

– Сука! – выругался Арсений Андреевич. – Да и черт с вами!!!

Он так и заснул в коридоре…

Они сидели на кухне и пили красное вино, стараясь продлить замечательный вечер. Раскрасневшаяся Верочка по инерции опять говорила о собственном муже, о его уникальности и великодушии, а Эжен кивал, поддерживая:

– Да, достойный человек! Без всяких натяжек.

Молодой человек хрустел фисташками, а глаза его глядели в самые сокрытые уголочки Верочкиной души. Она была для него открытой книгой, в которой он без труда читал между строк. Он видел, сколько чувств у нее к Иратову, как благородно и влюбленно она относится к мужу, но одновременно с этим от Верочкиного живота слегка веяло холодом рушившихся надежд. Так канатоходец идет по проволоке через пропасть, но уже где-то в глубине внутренностей чувствует, что сорвется и погибнет. Эжен знал, что причиной ее гибели станет он. Еще минут пятнадцать он насладится домашней обстановкой и заберет то, что по праву принадлежит ему.

– Посидите здесь минуточку. Я вам постелю в гостевой.

– Не торопитесь, прошу вас…

А потом Верочка предложила ему воспользоваться ванной, указав на большое банное полотенце. Он, не торопясь, вымылся, наслаждаясь запахом дорогого шампуня, а потом вышел босой, намотав вокруг бедер полотенце. Глядя на его обнаженный торс, она пыталась стыдливо опустить глаза к полу, но зрачки никак не двигались, наоборот, жадно глазели на юную мускулистую плоть. Верочка уже сорвалась с проволоки в пропасть, хотя еще и не осознала того, что уже скоро и неумолимо упадет.

Она не поняла, как оказалась в своей спальне, совершенно голая, возбужденная до трясучки, а к шее прикасались горячие губы сына Иратова, и казалось, что в этих поцелуях сошлись все таинства лобзаний Байронов, Казанов и Распутиных.

Верочка по инерции продолжала рассказывать о нежной сексуальности своего мужа, пока ее тело, накрытое молодым мужчиной, растапливалось, как масло. Она чувствовала на своей груди его крошечные соски, будто выточенные из мрамора. Ее подмышки стали влажными и вместе с вылетающими из живота бабочками источали запах летнего сенокоса, возбуждая исключительным количеством феромонов. Вместо любовных махаонов Эжен поместил в Верочку себя, отчего у нее перехватило дыхание на целую минуту. Вместе со вздохом ее тело в первый раз сотряслось будто от электрического разряда, ноги мелко-мелко задрожали, а Эжен смотрел в ее широко открытые глаза почти безучастно. Он знал свое дело, обладал Верочкой мастерски, вытравливая из ее нутра все следы других мужчин, заполняя его собой. Она восторженно пищала, словно мышь, обнаружившая целую голову сыра, опять задыхалась, ей казалось, что она умрет от переизбытка всего, а потом ей привиделось, что за дверью стоит муж и смотрит на ее преступное совокупление вожделенно.

– Иди к нам! – призвала она. – Иди же!..

– Там никого нет, – прошептал Эжен и больно укусил ее грудь, ту, которая поменьше, которую так любил Иратов.

Верочка вскрикнула и больше не отвлекалась на миражи, порождаемые кружением чувств и сексуальной революцией. Она целиком служила Эжену, внимала его прихотям, подставляя упругие ягодицы, а потом, словно неумеха, благодарила его своими красиво очерченными поджатыми губами, дабы не поцарапать белыми зубками гений молодого человека.