Цветы на чердаке - Вирджиния Клео Эндрюс Страница 48

Натянув на рамку тонкое полотно, мы сделали аппликацию из цветных стеклышек и золотистых и коричневых лент. Ценою невероятных усилий мы снова и снова переделывали неполучившиеся детали, чтобы работа выглядела в ее глазах безупречной. С ее аккуратностью и пунктуальностью она могла обратить внимание на любой недостаток, любую морщинку, и уж для нее-то мы стремились сделать все то, на что были способны.

— Понимаешь, — снова объяснил Крис, — я действительно верю, что у нас появится шанс привлечь ее на нашу сторону. Ведь в конце концов она наша бабушка, и люди со временем меняются. Нельзя вечно оставаться одинокой. Пока мама пытается околдовать своего отца, мы должны попытаться подружиться с ее матерью. Да, она отказывается смотреть на меня, но на тебя-то она смотрит!

Не думаю, что она действительно смотрела на меня — скорее бросала странные взгляды на мои волосы: по неизвестной причине они ее чем-то привлекали.

— А помнишь, Кэти, как она подарила нам желтые хризантемы? — Он был прав. Одно это было соломинкой, за которую можно было ухватиться.

Ближе к вечеру, когда уже наступали сумерки, мама торжественно внесла в комнату настоящую живую елку в небольшой деревянной кадке. Она принадлежала к бальзамической разновидности и распространяла вокруг себя запах. Запах Рождества. Мамино шерстяное платье было из ярко-красного джерси. Оно облегало ее фигуру, подчеркивая все изгибы, которые я надеялась приобрести когда-нибудь в будущем. Она радостно смеялась, и мы веселились вместе с ней. Она помогла нам повесить на елку миниатюрные украшения и гирлянду и выдала всем по чулку, чтобы повесить на спинку кровати для Санта Клауса.

— Через год в это же время мы будем жить в собственном доме, — радостно пообещала она, и я поверила. — У нас будет масса денег, и мы сможем купить собственный великолепный дом, и все, что вы пожелаете, будет вашим. Незаметно для самих себя вы забудете эту комнату и чердак. И все эти дни, которые вы так самоотверженно пережили, забудутся, уйдут в прошлое, как будто их никогда и не было.

Она поцеловала нас всех по очереди и еще раз сказала, как она нас всех любит. Глядя ей вслед, мы на этот раз не чувствовали себя такими одинокими и покинутыми. Ее уверенность, ее счастливый вид, наполнили наши мечты и сердца надеждой.

Ночью, когда мы спали, мама приходила еще раз. Проснувшись, я увидела все чулки доверху наполненными. Кроме того подарками было заполнено все пространство под столом, на котором стояла елка, а на полу красовались многочисленные игрушки для близнецов, которые были слишком большими и никуда не помещались.

Мы с Крисом обменялись взглядами. Он взял несколько серебряных колокольчиков, связанных вместе пластиковой лентой и что есть силы зазвонил в них у себя над головой.

— С Рождеством! — выкрикнул он. — Вставайте, просыпайтесь! Кори, Кэрри, открывайте глаза, сони, и оглянитесь вокруг! Посмотрите, что принес Санта!

Они медленно, с трудом стряхнули с себя сон и с недоверием, поминутно протирая глаза, оглядели скопище новых игрушек, красивые обертки, на которых значились их имена, и полосатые чулки, наполненные печеньем, орехами, конфетами, фруктами, жевательной резинкой, мятной карамелью и шоколадными Санта Клаусами.

Настоящие конфеты — впервые за все это время! Леденцы, цветные леденцы наподобие тех, что раздают на вечеринках в церквях и школах, лучше всего разрушающие зубы. Именно по таким Рождественским леденцам мы истосковались, именно их так часто видели во сне.

Кори сел на кровати, совершенно ошеломленный, и снова начал протирать кулаками глаза, не в силах произнести ни слова.

Но у Кэрри сразу возник вопрос:

— А как Санта нас нашел?

— О, у Санты волшебные глаза, — объяснил Крис, посадив Кэрри себе на плечо и протягивая руки, чтобы сделать то же самое с Кори. У меня на глазах выступили слезы. Он делал это точно так же, как папа. — Кроме того он знал, что вы здесь. Я дал ему знать: просто сел за стол и написал очень длинное письмо, где подробно указал наш адрес и подробно перечислил все, что мы хотим. Список получился в три фута длиной.

Действительно смешно, подумала я. Список наших пожеланий был, на самом деле, простым и коротким. Мы хотели выйти отсюда. Нам нужна был свобода.

Я тоже села на кровати и огляделась, и сладко-горький комок застрял у меня в горле. Мама старалась вне всякого сомнения, по крайней мере так все это выглядело. Действительно приложила все усилия. Только для того, чтобы —купить все это, ей, наверное, понадобились месяцы.

Я чувствовала стыд и раскаяние за все мои гадкие, колючие фразы и мысли по ее поводу. Вот что получается, когда хочешь всего сразу, когда не хватает веры и терпения.

Крис повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

— Ты собираешься вставать? Или будешь сидеть так весь день? Тебе что, больше не нравятся подарки?

Пока Кори и Кэрри срывали обертки с подарков, Крис галантно предложил мне руку:

— Наслаждайся своим единственными неповторимым двенадцатым Рождеством. Пусть оно будет особенным, пусть отличается от всех прошедших и предстоящих. — Его голубые глаза умоляюще посмотрели на меня.

Он был одет в мятую красную пижаму в белую полоску, его золотые волосы торчали во все стороны. На мне была тоже красная льняная ночная рубашка, а волосы мои были еще более растрепанными. Я почувствовала прикосновение его теплой ладони и засмеялась.

Рождество есть Рождество, где бы ты ни был. В любых обстоятельствах этот день будет светлым и радостным. Мы распаковали все подарки и, набив рот конфетами, начали с энтузиазмом примерять новую одежду. «Санта» оставил нам записку с просьбой не показывать конфеты «сами знаете кому». Ведь конфеты все равно портят зубы. Даже на Рождество. Я сидела на полу в восхитительном платье из зеленого бархата. У Криса была новая фланелевая ночная рубашка в тон его пижаме. На близнецов я надела ночные сорочки ярко-синего цвета. Вряд ли в то раннее утро на свете можно было найти четверых более счастливых детей. Шоколад был дьявольски божественным и казался еще слаще от того, что был запрещен. Я крепко закрыла глаза и держала его во рту, пока не растает, чувствуя себя на небесах. Я заметила, что Крис делал то же самое, а близнецы, наоборот, ели шоколад с глазами, широко открытыми от удивления. Неужели они забыли вкус конфет? Наверняка, потому что на их лицах читалось изумление напополам с ни с чем не сравнимым блаженством. Услышав, как поворачивается дверной замок, мы быстро спрятали все конфеты под кровать.

Это была бабушка. Она тихо вошла в комнату, неся знаменитую корзину. Поставив ее на столик для настольных игр, она не пожелала нам счастливого Рождества, не сказала «доброе утро» и даже не улыбнулась, подчеркивая, что ни в этот день, ни в какой другой она не желает иметь с нами ничего общего.

С неохотой и страхом, но также и с большой надеждой, я взяла в руки длинный сверток из красной фольги, подаренной нам когда-то мамой. Под этой красивой оберткой находился наш коллаж, над которым мы все вчетвером изрядно попотели. Он должен был изображать картину сада. В старых сундуках на чердаке в изобилии хранился материал, такой как тонкий шелк, из которого пурпурные бабочки порхали над яркими цветами из шерстяных лоскутков. Кэрри очень хотелось сделать пурпурных бабочек с более светлыми красными пятнами, она обожала это сочетание цветов. Если где-то существовала более красивая бабочка, то она была не настоящей, это была желтая бабочка, сделанная Кори с черными и зелеными пятнышками и маленькими глазками из красных стекол. Деревья были сделаны из коричневой ленты, на которую были искусно наклеены микроскопические камешки, чтобы поверхность напоминала настоящую кору, а на ветвях грациозно восседали разноцветные птицы, готовые в любую минуту сняться и закружиться между листьев. Для птиц мы с Крисом использовали куриные перья из подушек, раскрашенные акварелью, а потом аккуратно высушенные и распрямленные.