Давайте, девочки - Евгений Будинас Страница 48

– Жуть! Как вы вообще там жили…

– Так и жили… Приспособившись… Но студенткам я все же давал «ужасные» задания, ну, например, описать, как ее поимели. Правда, классно это сумела только моя Лучшая Ученица, к слову, лучшая во всем. Она и до сих пор пописывает «про это», даже публикует свои откровения в гламурных журналах для богатых…

– И чем она тебя так поразила?

– Тем, что написала про меня и показала мне, какой я самонадеянный козел.

– А ты самонадеянный козел?

– Я же говорил: все козлы… Так вот она написала, что прозалупавшисъ со мной до полвторого ночи, она чуть не сломала ребрами руль, когда, уже возле дома, в машине, уселась мне на член и мысленно воскликнула: «Есть! Наконец-то он мой!»… Оказывается, это не я целый день ее соблазнял, а она меня натянула…

– Какая дрянь!

– Положим, дряни-то вы все… (Малёк тут же вскинулась, готовая возмутиться.) Да, подожди ты, не возникай! Я ведь только о том сейчас говорю, как важно, что она сумела остаться этой дрянью на бумаге… На бумаге, как в хорошем сексе: надо и расслабиться, и отвязаться, и быть собой, и под себя выстраивать сюжет… Тебе хоть интересно?..

– Да я просто балдею! Мне ужасно интересно и я думаю, что ты был классный учитель, но мне кажется, у меня бы ничего не вышло…

– Это еще почему? Ты же не какая-нибудь зашоренная телка.

– Не знаю… Скажи, а среди твоих… учениц много было совсем зашоренных?

– В той журналистике, пожалуй что, все… Хотя по-настоящему отвязаться на бумаге и действительно нелегко, даже теперь, когда все позволено… Как-то ко мне примчались две мои студентки, они буквально тряслись от ярости, рассказывая, как сняли на дискотеке мужиков, которые уволокли их на дачу, где до утра гоняли с койки на койку, как хотели, а потом довезли до города и вышвырнули на трамвайном кольце, как дешевых шкур…

– Ну же и гады!..

– Девицы буквально колотились от бешенства, они жаждали сатисфакции и умоляли меня им помочь, отчего, перебивая друг дружку, выдавали тексты, сочные, как непрожаренный бифштекс.

– А ты им хоть помог?

– Я сказал: «Девки, вы станете знаменитыми на весь свет, если вот сейчас каждая из вас эту историю запишет так, как вы мне ее рассказали». И тут же, при них, позвонил в Москву своему другу, сказав, что я ему высылаю забойный материал для журнала, у него был тогда миллионный тираж… Они сели и написали. Я думал, что мне останется все только смонтировать да чуть выправить… Но, вот бляди, ничего более дохлого и скучного, чем то, что они мне отдали, я не читал даже у Ивана Шамякина. Высучили по кондовой «статье на моральную тему», без слова в простоте и даже без злости на этих придурков…

– Вот так дурехи!

– Были бы дурехи, у них бы получилось. Но им захотелось стать в позу и вдруг поумнеть. И тут кранты… В том и фокус, чтобы выдать только свое, не заботясь, что о тебе подумают… И не стараясь показаться начитанной и образованной девочкой…

Малёк, что-то в уме прикинув, настороженно переспросила:

– Так ты говоришь, у меня бы получилось?

– У тебя бы получилось, и еще как!

Она неожиданно насупилась:

– То есть, по-твоему, я совсем дикая, вроде твоей дворовой Муськи?.. Давалка-дрочилка, да?! Это ты хочешь сказать?

Вот же хрень с этими «талантливыми колючками», подумал Рыжюкас, только и смотри, чтобы ненароком не задеть их самолюбие.

– Я хочу сказать, что ты гениальна. Потому я и уверен, что у тебя все получится – с твоей непосредственностью и прямотой… Этим ты меня и взяла, сразу так лихо оседлав…

– Это ты меня оседлал.

– Ладно… Но учти: простота и искренность кого хочешь могут покорить, а вот сохранить их в себе труднее всего… Что бесплатно дается, легко теряется. Ну а писать естественно и просто – это вообще бесценный дар…

– Писать как писать? – она решила продемонстрировать ему усвоение материала.

Он не въехал.

Тогда она, слегка покраснев, пояснила:

– Ты хочешь сказать, что писать нужно просто, как… ссышь?

– Гениально! – Рыжюкас заржал, довольный, как конь, вырвавшийся в зеленый овес. – Я же тебе говорю, что ты – юный гений.

– Ты знаешь, я бы, наверное, попробовала что-нибудь накорябать… Если, конечно, ты не будешь смеяться…

– А ты и попробуй… Или хотя бы порисуй.

Но в таких случаях она настороженно замолкала. Или меняла тему. Она сама решит, чем ей заниматься…

5

Назавтра утром, думая, что она еще спит, он тихонько вошел в номер, чтобы забрать забытый вечером мобильник.

– Слушай, а сочинять книжки трудно? – Она сидела у окна, собранная и одетая.

Для такого раннего утра у нее был слишком деловой вид. Похоже, она не ложилась. Компьютер на подоконнике. В пепельнице – окурки, хотя одна она никогда не курила; вообще курить он ей не позволял – только баловаться: игриво попыхивая легкой сигареткой и обязательно отставив мизинчик….

– Все трудно, – строго сказал он, хотя ему нравилось, когда она задавала такие вопросы. – Трудно, как ты знаешь, даже вообще ничего не делать.

– Ну а труднее всего?

– Труднее всего начинать. Пропахать первые страницы, всякий раз понимая, что ты стал ничтожеством, у которого никогда больше ничего путного не выйдет…

– Всякий раз?! – Малёк посмотрела недоверчиво. – Или это ты меня из жалости разводишь?

– Каждый раз. Всегда досадуя на свою импотентность… Но когда наконец одна удачная строчка рождает в тебе положительную установку, а та – следующую, когда заводишься, как мотор школьной полуторки от заводной ручки, если уже искра схватилась, тут начинаешь ощущать себя гением. И газуешь, как по гравийке, хотя иногда и напрягаясь на подъемах или слишком крутых поворотах, а то и пробуксовывая в грязи, но все увереннее выбираясь… Потом ставишь точку и читаешь написанное тому, кому веришь…

– Как мне?

– Сейчас как тебе, но не совсем так… Даешь читать корифею, лучше всего – злому. Корифеев немного, зато злых в нашем деле хватает… Пока он читает, да еще чиркает матюги на полях, ощущаешь себя полным дерьмом, а то, что тобой написано, кучей дерьма: огромной сочной, как раздавленный крокодил, кучей, если писалось смачно. Или куриным пометом, если ты эстетствовал…

– А потом?

– Потом правишь все до одури – нет, не по замечаниям корифея, иногда как раз вопреки им, а то, что ты сам понял, пока он читал. И в конце концов все находит свое место. В душе читателя, если что-то получилось, а если вышло помоисто, то на помойке. Это уж – в зависимости от того, что тебе дано…

– То есть все зависит только от тебя?