Южный календарь - Антон Уткин Страница 48

Она вспомнила Настенькины сапоги, эти черные трещины, косо сбитые каблуки… Кто, кто же виноват во всем этом, по чьей вине Настенька, которой руки целовал за раненых член Военного совета 9-ой Емельянов, вынуждена ходить к поездам продавать картошку, потому что нечем заплатить за уголь и электричество, и некому уже ее избавить от этого унижения?.. Все эти тяжелые, ранящие мысли опять заворочались в ней, как клубок сплетшихся ужей. Вагон затрясло на стрелке, и громко застучала ложка, оставленная соседом в эмалированной кружке. Она острожно вытащила ее и положила на столик так, чтобы она ни с чем больше не соприкасалась.

Настенька, сапоги… И она увидала вдруг, что жалеет она не только Настеньку, а, может быть, и не столько Настеньку, сколько саму себя. Она чувствовала себя совершенно одинокой, чужой в этом поезде, в этих степях, земли которых не было уже родней во всем белом свете. Кто защитит, кто скажет, что ошибок не было, что жизнь – это не такая примитивная штука типа «купи-продай», кто вернет молодость, не ради нее самой, а чтобы хватило сил ответить? На минуту она провалилась в отчаяние. «Ребята, ребята, – мысленно обратилась она к своим мертвым, – встаньте, разгоните эту нечисть». Потом успокоилась. «Значит, завтра», – подумала она уже о завтрашнем дне, о племяннике, который должен ее встретить, о подарках родственникам, которые везла. Тут что-то ударило ее, как ударила тогда в Бессарабии пуля в предплечье, но теперь боль была где-то в глубине груди, и она успела еще удивиться. «Настенька!» – хотела она позвать и не смогла…

В Ростове поезд «Москва – Адлер» тоже принимали на первый путь. В огромных окнах вокзала сияли яркие люстры, возились люди. На фронтоне горели зеленые буквы: «Ростов». Слева от входа в вокзал стоял белый милицейский микроавтобус с синей полосой вдоль борта и милиционеры грубо запихивали в задние двери ярко накрашенных, не по погоде одетых девиц. Те визжали, смеялись. И тут же рядом стоял еще один белый микроавтобус, только полоса вдоль борта у него была красная. И здесь тоже стоял милиционер с черной папкой в руке.

– Десятый у нас? – ни к кому в отдельности не обращаясь спросил пожилой врач в плотном голубом комбинезоне, вглядываясь в замедляющий ход поезд, и, заметив уже номер вагона, увидев, как с площадки закивала ему бледная взволнованная проводница, негромко сказал молоденькой медицинской сестре:

– Настя, давайте носилки.

2008