Кок'н'булл - Уилл Селф Страница 48

Однако в действительности, как нам известно, все было куда страннее и запутаннее. Буллу казалось, что он нашел новую точку равновесия, новое понимание собственной натуры. Добравшись до дома, он сразу сообразил, почему при виде его влагалища Рамона завопила. Он понял, что это за незнакомые, безымянные напряжение и тревога, которые давили на него в течение всего дня. У него начинались месячные.

И неудивительно, что он купил в аптеке прокладки и феминакс — его женское подсознательное предвидело это. Стоя в оранжевом свете общественного туалета, он стер коричневые пятна со своей икры и наложил прокладку, а сверху приладил бандаж, соорудив таким образом смехотворное подобие женских моно-трусиков. Получилась как раз та конструкция, которая так возбуждала воображение Алана Маргулиса на заре их странной связи.

Несмотря на спазмы желудка, беспокоившие Булла ночью, наутро он был полон решимости. Он порвет с Маргулисом! Навсегда. Он станет таким, как прежде. А что, если ему придется скрывать влагалище до конца дней своих? Что ж, он и жениться никогда не сможет? Он допускал это и принимал все как есть. Вот достойный выход из положения: оставить свои неприглядные особенности при себе, не обременяя ими совершенный мир.

Булл перепел и перешутил практически всех. Микроавтобус катил через потрясающую зелень ясного дня посреди английской весны, и все пассажиры чувствовали радостное предвкушение предстоящего матча.

В раздевалке Булл особенно внимательно следил за своим тылом. Хотя линию поведения он продумал заранее. Наколенник — обычный для спортсмена атрибут — скрывал аккуратно уложенную конструкцию из прокладки и бандажа. На случай, если и этого будет недостаточно, Булл надел особо длинные гольфы и особо тугую подвязку на левую ногу. Никто из товарищей по команде ничего не заподозрил. Его объяснение про «неприятную рану» было принято без дальнейших обсуждений.

Матч завершился потрясающим успехом. На восемьдесят второй минуте гости вышли вперед благодаря замечательному трехочковому проходу. Гол забил Булл.

В пылу драки за мяч он оказался посреди напряженной толпы здоровенных мужиков. Плечи его упирались с одной стороны в плечи соперников, с другой — терлись о костистые ключицы Микки Минто, хукера «Странников», родом с Мальты. Тут выбросили мяч, и он полетел как раз через то место, куда рвался Булл, прижав свое большое ухо к большому уху соперника так, что они соединились, как детали Лeгo. Резким ударом бутсы Булл на время вывел из строя противника (тот аж взвыл от несправедливости), другим он отправил мяч левому нападающему Дуги Макбету, который мощно и стремительно рванул по левому флангу. Однако не успел он пробежать и десяти ярдов, как его свалила свора «Бексхиллских медведей», но, прежде чем упасть, он успел сбросить мяч Буллу, который бежал следом во главе атаки «Странников».

Булл прижал теплый мяч к груди. Счет был сорок два — сорок. Вокруг стойки ворот «Медведей» с криком летали чайки. Булл видел, как за ними на зеленых морских волнах играет солнце. Поле «Медведей» располагалось на меловом обрыве высоко над Каналом. Хрупкая прозрачность дня оттеняла непоколебимую твердость его решения, и Булл почувствовал, что вот-вот взлетит, оторвется от земли и воспарит над защитниками, которые в считаные секунды после передачи нарисовались между ним и воротами.

Булл сделал ложный выпад, провел еще один обманный маневр, вытянул широкую ладонь — твердую и холодную, как замороженный цыпленок, — перед выжидающими лицами защитников. Булл почувствовал, будто на его бутсы поставили турбокомпрессоры. Он взмыл над торфяным полем. Ему вдогонку кричали: «Туда его, Джон!», «Вынеси их!», «Джон! Мне!». Булл словно не слышал. Ясно было, что это его звездный миг. Он видел, как защитники попятились будто в замедленной съемке. Ему казалось, что они побежали от него, а затем подпрыгнули, чтобы с благодарностью подставить свои опухшие лица под его ладонь, подобно золотушным, тянущимся к руке короля. То было мгновение благословенной легкости.

А когда он, наконец, пересек линию, Булл понял, что должен принять решение. Показав такую фантастическую скорость, может, он должен перепрыгнуть, к примеру, через тех замученных пубертатом парней — болельщиков и обратно? То говорил его Канал. Говорил напрямую с новым руслом. Глубоко внутри, под носком, бандажом и прокладкой, Булл испытал сильное ощущение. Похоже, каналы разговаривали меж собой, выясняя возможности урегулирования и даже альянса.

Тем не менее Булл прыгать не стал. Он красиво свернул — чуть поднырнув, как яхта на волне, — слегка извернулся, чтобы избежать последнего преследователя, и в итоге уложил мяч прямо на газончик между стойками ворот.

Вопреки обычаю, на этот раз Тоусер Бриджес, капитан «Странников», позволил Булл перекинуть мяч через планку (раньше он особо удачными ударами не отличался). Взрыхлить бутсой землю — именно этого с таким нетерпением ждал Булл эти два долгих, темных пиздорванских дня в Лондоне. То была свободная игра мышц и молодецкой силы, которую Булл противопоставил фальшивым убеждениям Дженифер и бледному эстетству своего бывшего босса… Ах! Но что-то не сработало. Даже когда мяч взмыл и перелетел через планку, в чем, впрочем, уже ни у кого не было сомйений, в глубине души Булл понимал, что регби может развлечь его, но не в состоянии перечеркнуть то, что произошло между ним и Аланом Маргулисом. Игра не может заполнить собой разверзшуюся половую бездну.

Поэтому после матча Булл лишь принял несколько поздравительных пинт и довольно скоро улизнул от своих товарищей по команде. Он был доволен принятым решением, никогда еще его так не угнетала и самоуверенность, их не вызывающая сомнений мужественность.

Булл шел по улицам Бексхилла, направляясь в сторону набережной к павильону де ла Ворр на рандеву со своим любовником.

Алан провел еще один утомительный день на выездном семинаре. Погода улучшилась, но на этот день помощники приготовили еще более дурацкие упражнения, чем в предыдущий. Теперь это были ролевые игры. Терапевты по очереди должны были принимать роль пациентов и разыгрывать их тревоги и разочарования.

Алану достало честности признаться себе, что в этой ролевой игре обнаруживалась неприятная параллель с мизансценой про доктора и пациента, которую он недавно разыграл с Буллом. Но, как мы уже прежде отмечали, ирония Алана уже давно стала такой необузданной, что в ее жерновах буквально все перемалывалось в муку. И тем не менее в течение дня образ Булла не покидал его, а «веселье» предыдущей ночи казалось лишь чудовищным компромиссом.

Раньше я таким не был, думал Алан. В конце концов, у меня есть гордость. Весело оттарабасить визжащую сестричку в какой-нибудь студии в Чизвике и выдать в рот проституирующей подружке отставного сутенера возле мусоропровода в дешевой гостинице — в конце концов, большая разница. Конечно, всему виной эта история с Буллом. Хотя, может быть, он хочет вернуться в общество нормальных людей не меньше чем я, подумал Алан, и в его памяти воскрес образ Булла, когда он впервые увидел его генитальную аномалию. Именно это могло бы сделать ему имя и научную репутацию, как сиамские близнецы в состоянии вечного куннилингуса прославили Николсона. В противном случае… возможно… возможно… Возможно, что? Возможно, милосерднее было бы убить Булла. Алан не мог еще сформулировать эту мысль, и, тем не менее, она лежала в глубине его сознания, и от нее было тяжко, как от плохо переваренной пищи.