Цинковые мальчики - Светлана Алексиевич Страница 48

– Что случилось?

Отвлекают под разными предлогами. Заглянула в дверь приятельница. Потом наш врач в белом халате.

Я как просыпаюсь.

– Люди! Вы что, с ума сошли? Такие не гибнут. – Стала стучать по столу. Подбежала к окну, стучала в стекло.

Сделали укол.

– Люди! Вы что, с ума сошли? Спятили?.. Ещё укол. Меня никак не брали уколы. Говорят, я кричала:

– Я хочу его видеть. Ведите меня к сыну.

– Ведите, иначе она не выдержит. Длинный гроб необтёсанный… И жёлтой краской большими буквами «Волович». Я пыталась поднять гроб. Хотела с собой забрать. У меня лопнул мочевой пузырь…

Нужно место на кладбище… Место сухое… Сухонькое… Нужно пятьдесят рублей? Я дам, дам… Только хорошее место… Сухонькое… Я понимаю там, внутри, что это ужас, но сказать не могу… Место сухонькое… Первые ночи не уходила… Там оставалась… Меня домой отведут, я – назад. Скосили сено… В городе и на кладбище сеном пахло…

Утром встречаю солдатика:

– Здравствуй, мама. Ваш сын был у меня командиром. Я готов вам все рассказать.

– Ой, сынок, подожди.

Пришли домой. Он сел в кресло сына. Начал и раздумал:

– Не могу, мама…

Когда захожу к нему – поклонюсь и когда ухожу – поклонюсь. Дома я только тогда, когда гости. Мне у сына хорошо. И я в морозы там не замерзаю. Там письма пишу. Возвращаюсь ночью: горят фонари, едут машины с включёнными фарами. Возвращаюсь пешком. У меня внутри такая сила, что ничего не боюсь. Ни зверья, ни человека.

Стоят в ушах слова сына: «Я не хочу ехать в эту яму! Не хочу!!» Кто за это ответит? Должен за это кто-то отвечать?! Я хочу теперь долго жить, очень стараюсь для этого. Самое беззащитное у человека – это его могилка. Его имя. Я всегда защищу своего сына… К нему приходят товарищи… Друг ползал перед ним на коленках: «Валера, я весь в крови… Вот этими руками я убивал… Из боев не вылазил… Я весь в крови… Валера, я теперь не знаю, что лучше было: погибнуть или жить? Я теперь не знаю…» Просыпаюсь, как от сна… Хочу понять: кто за это ответит? Почему молчат? Не называют их имена? Почему в суд не ведут?.. Как он пел:

Господа офицеры – голубые князья!

Я, наверно, не первый,

И последний не я…

Ходила в церковь, с батюшкой беседовала.

– У меня сын погиб. Необыкновенный, любимый. Как мне теперь себя вести с ним? Какие наши русские обычаи? Мы их забыли. Хочу их знать.

– Он крещёный?

– Батюшка, мне очень хочется сказать, что он крещёный, но нельзя. Я была женой молодого офицера. Мы жили на Камчатке. Под вечным снегом… В снежных землянках… Здесь у нас снег белый, а там голубой и зелёный, перламутровый. Он не блестит и не режет глаза. Чистое пространство… Звук идёт долго… Вы меня понимаете, батюшка?

– Матушка Виктория, плохо, что не крещёный. Наши молитвы к нему не дойдут.

У меня вырвалось:

– Так я окрещу его сейчас! Своей любовью, своими муками. Через муки я его окрещу…

Батюшка взял мою руку. Она дрожала.

– Нельзя так волноваться, матушка Виктория. Как часто ты ходишь к сыну?

– Каждый день хожу. А как же? Если бы он жил, мы каждый день с ним бы виделись…

– Матушка, нельзя его беспокоить после пяти вечера. Они уходят в покой.

– Я на службе до пяти, а после службы подрабатываю. Памятник новый ему поставила… Две с половиной тысячи… Долги надо отдать.

– Слушай меня, матушка Виктория, в выходной день приходи обязательно и каждый день к обедне – к двенадцати часам. Тогда он тебя слышит…

Дайте мне муки, самые печальные, самые страшные, пусть только доходят до него мои молитвы, моя любовь. Я встречаю на его могилке каждый цветок, каждый корешок, стебелёк: «Ты оттуда? Ты от него?.. Ты от сына моего…»

Мать