Мгновения Амелии - Эшли Шумахер Страница 48

В прохладе воздуха ремешок от фотоаппарата, свисающий с моей шеи, кажется согревающим шарфом; и я задумываюсь, как надолго в моих волосах задержится запах карамельного попкорна и жареного теста.

– Нравится?

Сначала я надеюсь, что рядом появится Нолан, но возникает улыбающийся Алекс. Он в ожидании сощуривает глаза, будто мое мнение о ярмарке имеет значение.

– Алекс, здесь очень красиво, – отвечаю я, – ну просто невероятно.

Он кивает, будто услышал наималейшую похвалу.

– Значит, не слишком плохо?

– Уверена, что мама тобой гордится, – продолжаю я.

– Ты не проводила здесь каждый год своей жизни, – говорит Алекс. – Вот это… даже в сравнение не идет.

– По-моему, это лучшая ярмарка, – вставляет Нолан. Он становится между нами и толкает плечом Алекса. – Ты по-другому расставил будки.

Тот пожимает плечами.

– Я подумал, что палатки с едой стоит поставить в разных местах, так люди попробуют разные блюда, вырастут продажи, и…

– Алекс, – перебивает Нолан, – все просто отпад! Правда.

Странная картина: Нолан подпитывает Алекса уверенностью и сердечностью. Должно быть, Алекс тоже это чувствует, несмотря на свою одержимость созданием идеальной ярмарки, ведь переводит на друга взгляд, наполненный гордостью и удивлением.

Я поднимаю камеру и делаю снимок.

– Броманс ^[5], – заявляю я и прикрываю экран, чтобы рассмотреть уменьшенное изображение. – Ой, как мило.

– Мило, – бросает Алекс.

– Немедленно удали, – сразу же добавляет Нолан.

Он тянется к камере, но я отдергиваю ее и морщусь, зацепив ремешком волосы.

– Ни за что. Ты виноват, что я примерила на себя роль фотографа, а сейчас хочешь заведовать моей творческой деятельностью? Ни за что.

Нолан бросает на Алекса злобный взгляд.

– Еще не поздно найти менее властного фотографа?

– Позвоню доктору Фаусту, – невозмутимо произносит Алекс, – возможно, он поможет.

На удивление, меня наполняет бесшабашность, и я беззастенчиво пробегаюсь пальцами по плечу и отхожу, чтобы сфотографировать палатки.

Кажется, все горожане пришли в магазин, чтобы поесть. Палатки связывает поток неуправляемой энергии, переносимой держащимися за руки парочками и детишками, улыбками, умоляющими родителей «посмотрите на это» или «давайте заберем домой».

Уверяю себя, что фотографирую только с целью помочь парням, а также библиотеке начальной школы с недостаточным финансированием, но я и моя камера осознают эту ложь. Я одержимо просматриваю снимки, и, когда замечаю запечатленную объективом искреннюю улыбку или оттенок атмосферы этого места, меня наполняет внезапная гордость.

Хочу видеть в снимках качество и естественность.

В видоискатель я наблюдаю, как мистер Ларсон наряжает детей из местной начальной школы в свои вязаные вещи и выстраивает их перед палаткой – на их ладошки натянуты бесформенные варежки, а вокруг шей намотаны кривые шарфы. Рядом с девочкой с хвостиками послушно сидит Уолли с синим вязаным ошейником и костью из жил.

Ученики Валери играют на пианино на низкой деревянной сцене, установленной в самом центре ярмарки. Женщина нежно наблюдает за ними, рассеянно перебирая ожерелья и слегка улыбаясь. Я делаю снимок и называю его «Подмастерье кудесницы».

Под дуновением ветра волосы падают на лицо, и я шепчу:

– Всего одна ночь. Не больше.

Должно быть, у разумного ветра другие заботы, потому что я ощущаю легкое натяжение нити, связывающей меня с парнем, который проводит ночи на полу, читая вслух «Орманские хроники».

«Помоги мне».

Нахожу Нолана, в одиночестве сидящего за столом, перед которым стоит огромная очередь. Он пытается подписать книги для трех визжащих близняшек, прыгающих вокруг в попытке сделать селфи с опущенной головой Нолана.

– Будет столько. Много. Лайков, – бросает одна из девчонок.

– Думаешь, Джастин обзавидуется? Она так обзавидуется, – отвечает вторая.

Я пробираюсь сквозь толпу к Нолану. Его губы растянулись в фальшивой улыбке, а в глазах горит одичалость.

– Где Алекс? – спрашиваю я. – Думала, что он будет контролировать толпу.

– Происшествие с попкорном, – бормочет Нолан, – сказал, что будет через десять минут.

Получив автографы, девушки бросают пару долларов в банку с наклейкой «Пожертвования библиотеке» и уходят. Рядом находится еще одна банка с наклейкой «3 билета за подпись». Ее уже наполовину заполнили синие билетики. Прошло всего полчаса, а Нолан уже встретился с полбанкой людей.

Нужно помочь ему.

Прежде чем следующий фанат успевает подойти к столу, я с улыбкой развожу руки.

– Всем привет! Огромное спасибо за ожидание. Хотя сегодня раздают только автографы, мне бы хотелось сделать несколько фотографий у стола, чтобы разместить их на сайте «У Вэл».

Мы с Ноланом слаженно работаем, я одновременно примеряю на себя роли координатора толпы, личного фотографа и посредника в представлении фаната. Кажется, все смирились с невозможностью сделать собственные снимки, хотя некоторые интересуются, почему нельзя встать за столом рядом с Ноланом.

– Слишком трудно, – отвечаю я недовольной женщине средних лет. – Чтобы всем раздать автографы, нужно не задерживать очередь.

Нолан нечаянно подслушивает нашу беседу и одаривает меня благодарной улыбкой.

– Держишься? – осведомляюсь я, когда женщина забирает шесть книг.

– Едва-едва, – бросает он.

Оригинальные фонари, установленные Алексом по обе стороны стола, затемняют лицо Нолана; я подавляю порыв приложить подушечку большого пальца к складке между его бровями. Хочу уверить парня, что больше ему не придется сидеть за столом на всеобщем обозрении.

Но вместо этого сжимаю под столом его руку и спрашиваю:

– Тебе легче или тяжелее от того, что у каждого из этих людей есть частичка Эйвери и Эмили?

К столу нетерпеливо подступают две девочки, будто притянутые моим вопросом. Они определенно сестры, ведь та, что пониже – точная копия другой. Смешно привстав на мысках, малышка не может дотянуться до банки с билетами. Сестра выхватывает их из ее вытянутой руки и вносит взнос сама. Малышка внимательно оглядывается по сторонам и становится между мной и Ноланом.

– Можно я сяду? – Она указывает на колени замершего Нолана. – Отсюда ничего не вижу.

Такой громкий и нахальный голос может быть только у детей. Ее взгляд напоминает мне о сиянии глаз Эйнсли, когда она впервые увидела Орманию.