Сухих соцветий горький аромат - Ирина Зорина Страница 48

— Прошу, мадам.

От изумления у меня округлились глаза.

— Это твоя? — спросила я удивлённо. — У тебя же вроде как не было машины. Или ты просто скрывал её от меня?

— Да, — рассмеялся Марк, — машина моя. Садись, прокатимся.

Я запрыгнула на переднее сидение, Марк хлопнул дверцей, прошёл к капоту, открыл его и начал быстро что-то проверять. Я наблюдала за ним с нескрываемым любопытством. Он был так непредсказуем, нечто таинственное, магнетически притягательное было в этом почти родном и в то же время совершенно незнакомом мне человеке. Пока Марк был занят, со своего сидения я могла наблюдать за ним без смущения и неловкости. Как же он был красив! Сильные мускулистые руки, чёрные, словно смоляные, волосы, чёткие и невероятно симметричные черты лица. Сегодня он был одет в простые голубые джинсы, слегка потёртые и выцветшие, белые кроссовки и светлую футболку, которая выгодно оттеняла его бронзовый загар. Выглядел он обольстительно. Тут Марк неожиданно закрыл капот, и я невольно встрепенулась. Он сел в машину, пристегнулся и повернул ключ зажигания. Взревел мотор.

— Всё в порядке, — сказал он. — Сейчас прогреется и поедем.

— Так откуда у тебя машина?

— А-а-а, — протянул он и подмигнул мне, — всё-таки я смог разжечь твоё любопытство.

— Я от него уже буквально сгораю! Выкладывай немедленно!

— Купил, — просто ответил Марк и пожал плечами, словно ответ был очевиден.

— Сам? То есть без кредита?

— Да. А разве это так удивительно?

— На самом деле, удивительно. Сейчас мало кто обходится без подобной кабалы на несколько лет.

— А я обошёлся, — улыбнулся он, — я же не какой-нибудь безмозглый пижон, который берёт огромный кредит, чтобы пустить людям пыль в глаза, и попадает в финансовое рабство на добрый десяток лет. Я насобирал денег и купил пусть недорогую и старенькую, но зато ещё очень крепкую машинку. И знаешь, горжусь собой, это моя первая крупная покупка.

— На самом деле это очень круто, Марк! Я восхищена!

Марку мои слова льстили, но он старался это скрыть.

— На самом деле, главное то, что я приурочил покупку к знаменательному событию. Я поступил в аспирантуру. Ты первая, кому я об этом сообщил, даже отец ещё не знает.

— О, Марк! — радостно воскликнула я и обвила его шею руками. — Поздравляю! Это потрясающая новость!

— Да, потрясающая, — словно эхо, повторил он и умолк. — Честно говоря, иногда я сомневаюсь, что это именно то, чего я хотел. Звучит, наверное, очень глупо. Я же к этому всю жизнь стремился, этого добивался. Чего другого я тогда хотел? — Марк посмотрел мне в глаза, и я увидела в них безмолвную тоску. Я растерялась, мои руки медленно сползли с его плеч, и я неуклюже приземлилась на своё место. Он заглушил мотор, откинул голову на подголовник и прикрыл веки:

— Иногда мне кажется, что я качусь по рельсам в стареньком вагоне, скорость не так уж велика, но нет тормозов, и остановиться невозможно. Мимо проскакивают станции, мне хочется сойти, но если я попытаюсь это сделать, боюсь, без травмы не обойдётся. Вот и продолжаю катиться вперёд по запрограммированному маршруту и, наверное, буду так катиться до тех пор, пока сила трения или провидение не остановит мой убогий вагончик, — Марк открыл глаза, резко наклонился вперёд и посмотрел на меня. — Наверное, я трус, да? Должно быть, выгляжу отвратительно жалко, — он сморщился, словно от пронзившей его острой боли и снова откинулся назад. Я положила руку на его плечо. И вдруг мне стало страшно от того, что я понимала его намного лучше, чем мне бы этого хотелось. Сколько ещё таких людей, как я, как Марк, людей, которые были лишены возможности жить своей жизнью, делать собственный выбор, не отягощённый чужим мнением и непосильными требованиями? Миллионы? Миллиарды?

— Нет, ты выглядишь несчастным, но не жалким, — сказала я.

— Это не отменяет того, что я трус. Я ужасно боюсь соскочить с подножки, остановиться, оглядеться, мне неизменно кажется, что я разобьюсь о реалии той, другой жизни, которая мне не знакома, — Марк посмотрел на меня и, не прочитав на моём лице ничего, кроме сочувствия, вновь отвернулся. — Мне нравится моя жизнь, для меня она понятна и знакома. Мне нравится то, чем я занимаюсь, но почему-то иногда ум грызёт беспокойная мысль, что не я выбирал эту жизнь, что кто-то выбрал за меня, — он снова посмотрел в мои глаза. — Я не собирался всё это на тебя вываливать, не знаю, что на меня нашло. Ты явно не таким жалким размазнёй меня представляла.

— Не таким. Но я благодарна, что ты поделился со мной своими переживаниями. Теперь ты стал ближе, ты стал обыкновенным человеком со своими трудностями и сомнениями.

Марк вновь повернул ключ зажигания. Машина жалобно заскрежетала, затем загудела.

— Забудем об этой ерунде, — сказал Марк и улыбнулся как-то натянуто, неестественно, — отец, наверное, уже заждался, нужно отчаливать.

Через полчаса мы поднимались на восьмой этаж. Я очень волновалась. От душевного напряжения у меня начали потеть ладони, а в коленях появилась еле заметная дрожь. Пытаясь отвлечься, я решила нарушить молчание и задала Марку вопрос:

— А отец знает, что ты купил машину?

— Да, мы вчера вместе ездили её покупать и вместе оформляли документы.

— Наверное, он очень гордится тобой.

— Такие мелочи его не впечатляют.

— Мелочи? — я искренне удивилась его словам.

— Мой отец не приверженик накопительства и обогащения, вся эта мишура не имеет для него значения. Истинную радость ему доставит только известие о моём поступлении.

— И когда ты собираешься ему рассказать?

— Сейчас. Хочу, чтобы воспоминание о знакомстве с тобой в его уме неизменно связывалось с сообщением, которого он ждал, наверное, всю жизнь.

Я взяла Марка за руку и крепко её сжала.

— Спасибо, — полушёпотом сказала я.

Марк тепло улыбнулся. Лифт открылся, мы вошли в подъезд, повернули налево и оказались перед дверью квартиры Марка. Он достал ключ и быстро вставил его в замочную скважину. Щелчок, и моё сердце подскочило к самому горлу. Дверь открылась. В квартире стоял приятный запах печёного перца, помидоров и специй, не было слышно ни звука.

— Пап? — крикнул Марк.

— Я тут-тут, — послышался голос из кухни, — проходите.

Марк отправился в кухню первым, и через секунду я услышала его задорный смех. На душе стало спокойнее. Я быстро сняла обувь и последовала за ним. Посреди комнаты стоял уже хорошо знакомый мне пожилой мужчина, на нём был надет широкий фартук с разноцветными геометрическими фигурами, а в руках он держал прихватку. Окно было открыто настежь, но в комнате всё равно было нестерпимо душно.

— Извините за жару, — сказал он, — вас так долго не было, а я не знал, чем себя занять, вот и решил сообразить свою фирменную пиццу. Скоро будет готова, — тут он протянул мне руку и дружелюбно произнёс, — Олег Николаевич.