Душа - Татьяна Брукс Страница 47

Валентина Анатольевна старалась разговаривать на русском языке. В советское время вся страна, состоящая из пятнадцати республик и имеющих свой язык, находилась под влиянием России. Поэтому государственным языком был русский. Она жена представителя власти, должна была соответствовать. Валентина Анатольевна старалась. Но теперь, когда она выпила, по крайней мере, пятнадцать полустаканчиков «зелёного змия», её натура «пёрла» наружу.

— Я не с вами разговариваю, Валентина Анатольевна, а с женой, — попытался отстоять своё положение Богдан.

— Ах, с жено-о-ой! Не, послухайте только! — заорала скандальная баба, заглушив своим голосом оркестр. — Какая я тебе Валентина Анатольевна? Я теперь тебе «мама». Вы только поглядите на него, гости дорогие! — она схватила Богдана за рукав пиджака и потянула на середину танцевальной площадки,

— Сейчас отут, при всех, назовёшь меня мамой, а Степана Егорыча — папой.

— Да не тяните меня. Никуда я идти не буду, — Богдан выдернул свой рукав из рук тёщи, резко развернулся и пошёл к калитке.

— Куда-а-а-а?! — взревел абсолютно пьяный тесть.

Богдан остановился. Во дворе у Губенко вдруг повисла напряженная тишина.

Так, спокойно, спокойно… Богдан понимал, что здесь он в поле не воин. Повернулся. На лице его сияла очаровательная улыбка.

— Та щас, папа, сигареты возьму и вернусь. А то курить хочется, сил нет.

— А-а-а… ну, ладно… — растерялся председатель райисполкома, он уже готов был вступить в бой, — только быстро…

Никто в этот момент даже не вспомнил, что Богдан не курит.

Свадьба вновь взорвалась музыкой и голосами, и через минуту все забыли о Богдане. Кроме Кости, Тани и двух его товарищей. Они нашли бедного жениха за сараем. Его рвало. То ли от выпитого, то ли от напряжения.

Таня, отправив мужа, Ван Ваныча и Оксану назад к гостям, чтобы не вызвать подозрения, попросила Вадима принести холодной воды. Наконец молодой человек выпрямился и оглянулся. Бледное лицо, растерян и измучен.

— Богдаш, Богдашик, успокойся… Сейчас, сейчас… Слава водички принесёт, холодненькой, — как курица-наседка суетилась Таня. — Вот, возьми. Попей.

— Я идиот, Таня. Самый настоящий идиот.

Богдан взял из рук друга кружку с водой и, отпив немного, присел на брёвна, которые лежали возле сарая. Таня и Вадим сели рядом по разные стороны от него.

— Ничего… ничего… всё образуется, — старалась успокоить его Костина жена, — вам надо уехать отсюда, чтобы ты был хозяином в своей семье. Тут тебе не позволят…

— Мне ещё полтора года здесь трубить, Танюш. Я не знаю…

— Думаю, тебе тестя надо за жабры ухватить, — вдруг вмешался в разговор Вадим.

— Ты что?! Он же…

— Вот именно поэтому. Он же боится за свою карьеру, так?

— Так, — согласился Богдан, — но у него такое положение.

— Вот именно. У них у всех рыльце в пушку… А ты всё-таки юрист. В прокуратуре работаешь…

— Так он же мой тесть.

— И что? Думаю, это единственный способ не позволить ему угробить твою жизнь.

— Ну, не знаю….

— Ладно, дружище, поживём — увидим. А пока расслабься. Пошли пройдёмся к реке. Тут у вас красиво…

Сидевшие поднялись с брёвен и увидели Костю, Оксану и Ван Ваныча, направляющихся к ним.

— Там уже все готовые… — улыбнулся Костя.

— Меня не ищут?

— Говорю же — готовые. Им уже никто не нужен.

— Мы спать пойдём. Поздно уже. Завтра возвращаться.

Костю и Таню на ночь устроил у себя Ван Ваныч, а Вадим и Оксана собирались спать у Богдана в комнате.

— Пошли, Ксюха, с Богданом к реке пройдемся.

— Я сейчас Олю позову. Вместе и сходим.

Богдан резко повернулся и побежал к шатру.

— Плоха-а-а-ая идея, — тихо проговорила Оксана.

Её муж удивленно посмотрел на неё, но так ничего и не спросил.

То, что Богдан увидел, повергло его в шок.

Гости разбрелись кто куда. Некоторые сидели за столом, доедали, допивали и накладывали остатки еды себе в предусмотрительно принесённую с собой посуду и целлофановые кульки. На скамейке за столом молодых развалился и храпел во всю силу своих лёгких тесть. За свинарником трое Олиных бывших выясняли отношения кулаками. С другой стороны свинарника «хвастала харчами» свидетельница. Его жена, танцуя, целовалась взасос с одним из бывших прямо у всех на виду. Он поискал глазами тёщу. Валентина Анатольевна делала вид, что разговаривает с соседкой, но на самом деле в упор смотрела на него, на Богдана. Взгляд её был полон ненависти.

«Странные люди, — подумал Богдан. — Сами хотели, чтобы я женился на их дочери, а теперь ненавидят меня за это. Или, может, за что-то другое? Интересно, за что?»

— Кхе-кхе-кхе, — как можно громче закашлял Богдан.

Оля оторвалась от своего бывшего и посмотрела на мужа совершенно осоловевшими глазами.

— Ты? — глупо улыбнулась она.

— Я, Оля. Я. Пойдем, проветримся, — он взял её за руку и попытался повести за собой. Но Оля не сдвинулась с места. — Пойдём, Оля. Там Вадим и Оксана ждут нас. Пойдем к реке. Подышим свежим воздухом.

— Не хочу… — еле ворочая языком, произнесла его жена, — сам иди, я устала.

«Да она пьяная в стельку!» Он разочарованно покачал головой.

— Ну, может, тогда спать?

— Не хочу спать. Где ты был? — наконец-то поинтересовалась его супруга.

— Разговаривал со своими.

— Ну вот… к своим… и иди.

Богдан посмотрел на неё внимательно, но не увидел ничего, кроме пьяной усталости и досады, отпустил её руку и пошёл прочь.

Стало совсем темно. Друзья сидели на берегу речки и вспоминали свои студенческие годы. Богдан слушал, но мысли его были далеко. Перед глазами стояло видение: в инвалидном кресле сидит худенькая девушка с грустными глазами, а он массажирует ей ноги. Она застенчиво улыбается и смотрит на него с такой благодарностью, что у Богдана замирает сердце от счастья. «Зачем же я, дурак, променял её на эту… — думал он, — зачем я это сделал?» Выплыла другая картина: дождь, темень, они с Костей носятся по больничному парку в поисках Нади. И он нашёл её лежащую на земле. Тогда при виде пьяной девушки у него были совершенно другие чувства, чем сегодня при виде пьяной жены. «Почему? В чём разница?»

Друзья проговорили до рассвета. И только когда солнце начало окрашивать небо и воду в жёлто-розовый цвет, когда оно коснулось деревьев, и засияли они, как звёзды на верхушках новогодних ёлок, когда утренняя роса стала переливаться всеми цветами радуги на посвежевшей траве, они отправились спать.

Богдан не пошёл в дом своей новоявленной жены, как планировалось изначально, предположив, что дверь закрыта на ключ и все смотрят радужные сны или пьяные кошмары после такой грандиозной попойки. Уступив друзьям свой раскладывающийся диван, постелил себе на полу. Приятно растянуть, наконец, на горизонтальной поверхности своё уставшее тело. «Прав был Ван Ваныч. Есть душа… Болит…» — успел подумать Богдан перед тем, как провалиться в тяжёлый сон.