Умереть в раю - Гера Фотич Страница 47

Высокий здоровяк с заспанными глазами, появившийся в дежурной части, тоже не шибко обрадовался Василию. Он осмотрел его с ног до головы. Задал несколько вопросов и, убедившись, что Василий на них не реагирует, обратился к сопровождающим. Расписавшись в предъявленных документах, крепко взял Василия за локоть и провел в соседнюю дверь. Там располагалась небольшая комната без окон. В одну линию стояли несколько прямоугольных столов, а ближе к стене была огорожена сеткой деревянная лавка.

«Вот, — грустно подумал Василий, — в американском обезьяннике посижу, раз в российском не пришлось»!

Он оказался прав. Появившийся из дальней двери энергичный молодой полицейский нёс подмышкой свернутый матрас. Расстелил его на лавке за металлической оградой. Улыбнувшись с поклоном, наигранным жестом предложил Василию зайти внутрь. Скрежетнул засов, и вся охрана куда-то испарилась, приглушив свет.

Василий понял, что до утра разговора не будет. С удовольствием лёг на предложенное место, положив сумку под голову. Наручники с него не сняли, и это несколько усложняло отдых, заставляя поджимать руки ближе под себя. Но вскоре он устроился окончательно и уснул.

Ему показалось, что он только что закрыл глаза. Раздался громкий металлический щелчок, похожий на звук воспламенения капсюля. Затем приглушенный шум проехавших вагонеток и далее непонятный гул. Василий сел на матрасе и попытался продрать глаза. Почувствовав на руках браслеты, и вспомнил всё. Наклонился, чтобы снова прилечь. Но это ему не позволили. Полицейский уже снимал замок с засова, что-то требовательно говоря через сетку. Прямо над входом, через который его вчера привели, висели часы, показывающие шесть утра. Около них в углу находилась зеркальная тарелка видеокамеры, отражающая свет дневных ламп, замурованных под потолком.

Василий протянул полицейскому руки, и тот без возражения снял браслеты. Кисти саднили. Видимо, он шевелил ими во сне, и замки затянулись сильнее.

Безразличие, питаемое осознанием невозможности что-либо изменить, начало опутывать разум нитями меланхолии. Стало казаться, что он превращается в тупое животное, у которого есть только два желания — это кушать и спать. От голода и недостатка сна Василия мутило, как с тяжелого похмелья. Подумал, что болезнь, пользуясь моментом, проникла в подкорку мозга.

Он начинал привыкать к иностранной речи, совершенно не пытаясь понять, чего от него хотят. Её постоянное звучание наводило на мысль о некоей песне, которую все вокруг поют то в одиночку, а то в несколько голосов. Выводят свою партитуру в стенах существующих вокруг декораций.

Было приятно оттого, что никто не пытался объясниться с ним знаками или повторить всё снова. Убеждаясь, что реакция на их вокал нулевая, они переходили к следующему куплету или брали Василия за руку и вели куда следует.

Таким образом, он снова попал в туалет, затем в небольшую комнату, где его сфотографировали. Вернули обратно.

Теперь Василий увидел, для чего нужны столы. На одном из них лежало сложенное постельное белье, на другом — возвышалась стопка оранжевой одежды, тёмные носки и резиновые шлепки. Во всё это ему знаками предложили переодеться.

Возникшее было желание аккуратно сложить свои снятые вещи в сумку, тут же потухло в пелене безразличия. Зато полицейские высыпали её содержимое на стол и стали составлять опись, после чего предложили Василию расписаться. Единственное, что его волновало, это был металлический футляр для визиток, где хранилась банковская карта. Это было на месте.

— Надеюсь, что денег с карты не сняли? — спросил Василий. Но ему никто не ответил — его песню тоже не воспринимали.

Сумку положили в белый мешок с номером и унесли, а взамен принесли оранжевый пластиковый браслет и надели на правую руку. Двумя заклепками к ремешку крепилась планка с едва узнаваемой фотографией Василия и надписями на английском. По указанному в ней году, дате и месту рождения можно было предположить, что информация касается лично его.

Положили перед носом два исписанных листа. Один — на английском, второй — неизвестно на каком языке. Василий помотал головой. Полицейские снова что-то пропели между собой, упоминая Россию. Один из них махнул рукой, после чего Василию вручили стопку белья и вывели из комнаты.

Пройдя коротким коридором, он оказался в большом шумном зале. Откуда и раздавались, слышимые ранее, шумы. Белый мраморный пол, белые стены и высокий потолок создавали ощущение небольшого крытого стадиона. Сходство усиливал балкон второго этажа, похожий на трибуну. Шедшие вдоль него ограждения предохраняли слишком азартных зрителей от падения. Сейчас болельщиков там не было, и только прямоугольники открытых дверей камер, похожие на звериные глотки, зияли темнотой, уходя вглубь.

Чистый, блестящий пол, ограниченный по краям ярко-красной линией, казался большой ареной. Напряженная суета, шум голосов, отражаемый стенами и усиливаемый потолком, только подтверждали, что всё ещё впереди.

Посреди зала стояли две квадратные колонны, на противоположные стороны которых крепились экраны плоских телевизоров. В центре — множество столов. За некоторыми из них сидели заключенные и ели. Другие только подходили с подносами, на которых стояли тарелки с едой.

Все были в таких же оранжевых робах, как выдали Василию. По разным цветам браслетов на руках можно было предположить наличие здесь нескольких команд. Трапеза объединяла. Все мирно переговаривались между собой, жестикулировали, что-то рассказывая, периодически посматривая по сторонам. Стриженные головы, торчащие из воротников ярких курток, были темными или совсем черными. Отчего напоминали головки спичек, часть из которых были уже использованы, но продолжали торчать из праздничных упаковок.

Василий ощутил легкий толчок в спину и обернулся. Охранник кивком головы показал на лестницу, ведущую на второй этаж. Прижимая к себе стопку постельного белья, Василий пошел вперед. Неудобная обувь цеплялась подошвой о края ступенек. Поднявшись наверх, снова обернулся. Сопровождающий кивнул, и Василий исполнительно пошел налево вдоль открытых камер.

Около одной из них, с закрепленным над входом номером «35», его остановили.

«Опять Кевин Дюрант, — подумал Василий, глядя на знакомые цифры, — словно злой рок преследует»!

Охранник указал на свободную койку и остался ждать. Вторая была аккуратно убрана. Василий понял, что ему надо сделать то же самое. Идущие снизу ароматные запахи заставили его быстрее застелить постель. Под конец, разгладив складки по краям и взбив подушку, он обернулся назад, ожидая дальнейших указаний. В камере, кроме него, никого не было.

У дальней стены блестела металлическая тумба — раковина с торчащим над ней носиком крана. Она же служила спинкой для унитаза, прикрепленного посередине. Над тумбой висело небольшое зеркало, а рядом закрытое сеткой отверстие для вытяжки. На умывальнике лежал маленький тюбик зубной пасты и щетка размером с указательный палец. Из любопытства Василий взял ее в руки. Она показалась ему резиновой, словно из детского игрушечного набора, и он положил ее на место.