Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков Страница 47

В удобную для себя минуту он наконец-то заговорил.

– Итак, вы интересуетесь делом вашего убитого соседа?

– Да.

– Понятно. Хорошие соседи должны интересоваться делами своих соседей. А почему родственники не интересуются?

– А при чем тут родственники?! – опешил Николай Степанович, изначально настроенный на деловую беседу. – Разве я не могу узнать, как обстоит дело с поиском убийц Ивана Никодимыча?

– И можете, и не можете, – выпятил губы вперед, подчеркивая свою значимость, хмурый следователь Шимилис.

– Сын у него есть. Единственный. Только он в Украине живет.

– И что из того, что на Украине он живет?! Я ему шлю повестки, хочу уточнить некоторые детали, а он молчит, не отвечает.

– Позвоните ему. Тут ведь такая даль… Не наездишься к вам. Денег не хватит.

– Он и по телефону что-то неохотно говорит.

– Но отвечает же?

– Отвечает, да не так, как хотелось бы. А вы его лично знаете?

– Виделись, разговаривали у Ивана Никодимыча дома.

– Ну и как он вам показался?

– В каком смысле?

– Ну, пьющий… Или на руку нечист? Как говорит мой начальник, «нарисуй недостатки – нарисуешь портрет».

– Я не художник портреты вам рисовать. Хотя один портрет могу нарисовать. Правда, не сына Ивана Никодимыча, вы его сами рисуйте, вам сподручнее, а вот подозреваемого – пожалуйста.

Темное, посеченное морщинами лицо следователя оживилось. А Николай Степанович вдруг вспомнил оскорбления, нанесенные подонком Анзором беззащитному старику-пенсионеру, и душа его взбунтовалась. Он, хоть и менее искушенный в отношениях с сильными мира сего, простой ученый-геолог, осмелел и начал сыпать аргументами, давать оскорбительную характеристику подозреваемому.

– Собаку убил. Парк вырубил, наплевав на мнение людей. Нелицензированную водку продает. Ордена украл. При мне угрожал Ивану Никодимычу расправой…

– Это вы про кого? – переспросил разобиженный следователь.

– Наверное, о том человеке, которого вы должны подозревать, и о ком меня расспрашивать! – твердо посоветовал Николай Степанович.

– Мы многих подозреваем, в том числе и Петра Ивановича, о ком вы не хотите говорить.

– Мне нечего о нем сказать. Да и чего я о нем знаю? Ничего. Ну, а если вы его подозреваете, то это же смешно, право дело.

– Смех в нашем деле не помощник. Вы вот Анзора Мамедова подозреваете, судя по всему… Видимо, с Петром Ивановичем договорились… А вахтерша Анастасия Григорьевна говорит, что его в тот день вообще в доме не видела. Отсутствовал ваш подозреваемый.

– Алиби, что ли? – удивленно спросил Николай Степанович, втянувшись в навязанный следователем разговор.

– Алиби. Да.

– Кто же тогда инициировал смерть от водки? У кого рука поднялась травить фронтовика таким иезуитским способом?

– Выясняем. Может, старик сам опился?

– И сам бутылки спрятал, и сам себя побил?

– Бутылка была.

– Подождите. Вы раньше как говорили? Содержимое одной бутылки не может прикончить человека.

– Я мог ошибиться. Врачи утверждают обратное. Можно помереть и от стакана водки.

– Сказки это. И не врачей, а ваши. Не хотите расследовать дело, мало доказательств… Так и скажите. А то стакан водки убивает человека. Паленой водки? Ну это бывает. И то не со всеми.

– В бутылке содержался самогон. Может, он отравленный был, поддельный? Вахтерша опять же дала показания, что самогон этот привозил и присылал старику его сын Петр Иванович.

– Потому ваше подозрение на него и падает?

– Совершенно верно. И раз сын не хочет приезжать к нам и объясняться, то у меня закрадывается подозрение…

– Да я сам пил этот самогон, – грубо прервал следователя, заерзавший на стуле Николай Степанович. – Он качественнее водки. Не там вы ищите убийцу, совсем не в том направлении.

– Без вас разберемся, где искать, – прикрикнул следователь. – Лучше расскажите, когда вы пили с Петром Ивановичем этот самогон? Каким образом и сколько он его привозил в дом отца? И почему вы считаете, что он неподдельный был?

– Будь самогон поддельным, я бы перед вами не сидел. И пил я его не с Петром, а с Иваном Никодимычем.

– А вот Анзор видел вас именно с Петром Ивановичем. Вы пили в доме старика и шумели весь вечер.

– Бессовестный парень. Шумит он, а не мы. Приезжайте к нам, послушайте, как он с дружками гоняет музыку чуть ли не каждый вечер.

Тут Николай Степанович сообразил, к чему клонит следователь. Он явно подозревал в чем-то сына Ивана Никодимыча. А раз подозревает, то наверняка сейчас будет допытываться о том, а пил ли он с ним.

И точно. Следователь спросил:

– Так доводилось вам все-таки выпивать с Петром Ивановичем?

Николай Степанович мог солгать, сказать, что никогда не пил с Петром. Допрос тотчас бы прекратился. А ему вдруг захотелось подыграть следователю, узнать, до какого абсурда дойдет версия следователя, основанная на подозрении в убийстве непричастного к нему человека. С молодцеватой легкостью он выпалил:

– Конечно, в день его приезда мы встречались, выпивали.

– Вот вы и признались, – постучал слегка пальцами о край стола следователь. – Теперь скажите, а мог сын привозить самогон в другой посуде, не в бутылке, а в какой-нибудь фляге?

– Не знаю, – пожал плечами Николай Степанович. – Мы пили из бутылки. И самогон был нормальный. Странно, почему вы подозреваете Петра, а не Анзора? Почему со мной так разговариваете? Я пришел узнать про убийцу, а вы меня начинаете допрашивать.

– Никто вас не допрашивает. Я пытаюсь разобраться в случившемся, узнать у вас, мог ли старик отравиться самогоном?!

Разобравшись в том, что следователь действительно намерен пойти по ложному пути, продолжить поиск доказательств вины Петра, успокоившийся Николай Степанович решил выразить ему свое несогласие и заявить о правдивости и необходимости разработки другой версии.

– Отвечаю: не мог. Кроме того, в тот трагический день ваши криминалисты обнаружили лишь одну бутылку, а в организме убитого зафиксировано, как минимум, содержимое двух бутылок. Почему вы не ищете того, кто унес с собой другие бутылки? Вчера по телевидению я видел в «криминальной хронике» сюжет как раз о подобном убийстве. Один бизнесмен со своими мордоворотами убивал своего партнера, задолжавшего ему деньги, тем же способом – вливанием в рот водки…

– Про телевидение ничего не надо мне говорить, – потряс указательным пальцем руки разгоряченный следователь. – Я терпеть его не могу.

– Почему? – сорвался из уст Николая Степановича неожиданный вопрос.