Варварская любовь - Дэни И. Бехард Страница 47

Британская Колумбия

1981–1986

С природой Франсуа покончил. Пускай раскрашивают долину флуоресцентными газонами. Человек из «Бьюика» похвалил его костюм и предложил подвезти в город, хотя у него осталось еще одно незавершенное дельце неподалеку по одной закладной, к которой Франсуа приложил руку. Выехав на шоссе, водила стал жаловаться, что вместо того, чтобы работать на настоящих бандитов, вынужден пахать вышибалой на газонную фирму. В центре, распрощавшись с водителем, Франсуа подошел к газетному киоску и впервые за долгое время купил газету. Он читал объявления о вакансиях, пытаясь вникнуть в каждый заголовок: менеджер, клерк, портовый грузчик. Он снял комнату в пансионе и, чтобы побыстрее заработать наличные, устроился мыть посуду. Он читал вслух, впервые пытаясь улучшить свое произношение. Он делал частые перерывы, чтобы отжаться от пола. В конце концов пришлось обратиться к прежнему занятию, и он стал изучать колонку «Разное». Научно-исследовательской фирме требовался доброволец, который позволил бы ампутировать себе большой палец ноги и пришить обратно только под местной анестезией. Компенсация – три тысячи долларов. Не слишком много, но быстро, в каком-то смысле просто и достаточно для стартового капитала в маленьком бизнесе. В больнице его ждали всякие формуляры и собеседования, тщательное обследование стоп, визажист и мастер педикюра.

Найти кого-то очень сложно, сказал главный клиницист. Мало кто соглашается. Многие бомжи и хотели бы заработать, но у них нефотогеничные стопы. Чего мы только не видели – и грибок, и отсутствие пальцев, и панариций, и ложкообразный ноготь, и анонихию…

Ано-что? – переспросил Франсуа.

Врожденное отсутствие ногтей. Но вы, но у вас стопы в порядке.

Несколько дней Франсуа подержали под наблюдением. Спонсор несколько колебался, считал, что уроженец Квебека – это плохая реклама, но все устроилось. Франсуа сделали рентген ног, а потом вымыли их. Операционная походила на оживленную студию для модельных фотосессий, вдоль стен выстроились интерны в стильных очках, блондины и азиаты, фотокамеры под зонтиками, прожекторы. Его уложили на стол, зафиксировали ремнями и ввели новую анестезию. Сердце Франсуа екнуло. После разреза холодной сталью приблизился человек с миниатюрной циркулярной пилой. Франсуа стиснул зубы. Клиницист кивнул. Храбрый паренек, прошептал кто-то.

Лазерную иглу (специальная технология, которая тоже проходила испытания) Франсуа переносил не очень хорошо, хотя какие-то железы в недрах его пульсирующего организма впрыснули в его вены героин. Это случилось, когда он увидел в лотке собственный большой палец – красный, как свиная рулька. Потом его пришили обратно. Палец отек, болел, но, как признали врачи, за ночь практически прижился, остался лишь рубец, похожий на сварочный шов на трубе. Лазерная терапия продолжалась две недели, врачи утверждали, что это необходимо для скорейшего восстановления чувствительности.

Каждую минуту, когда его оставляли в покое, Франсуа читал – «Ньюсуик», что-нибудь современное и, конечно, газету. Теперь он понимал, насколько устарели убеждения его бабушки в том, кто они есть. Он читал о политике и бизнесе. Пытаетесь меня ободрать, бормотал он в одиночестве, воображая какую-то рисковую сделку. Его бесила собственная слабость. Газеты предрекали десятилетие инноваций. В разделе путешествий он наткнулся на популярные статьи по истории. Священная Римская империя, думал он, вот что это такое, нынешний бизнес, корпорации, будущее – не мечта хиппи о рае на земле, но иное его понимание. Он готов был вернуться в нормальную жизнь.

Пока он выздоравливал, его хорошо кормили. Каждое блюдо взвешивали, классифицировали его питательность и наблюдали за тем, как оно исчезает. К моменту выписки Франсуа поправился, но не потолстел. Главный врач показал ему его портрет в газете под заголовком: «Простой механизм человеческого тела». Франсуа давал интервью. Правильная речь, решил он, есть результат глубокого дыхания и собачьего умения смотреть людям в глаза. Собеседники ежились от его пауз и от того, как тщательно он выговаривал труднопроизносимые слова. Покидая больницу, он обнаружил, что на ступенях его ожидает – вот уж скороспелый западный феномен – целый фан-клуб. Он взял телефоны у нескольких симпатичных девушек, хотя у него на это не было времени, не теперь.

Он попросил подбросить его до центра. В газетах он искал комнату подешевле. Он нашел только одну, которая не была притоном, – в доме доктора Эдуардо Ви, китайца, который родился в Перу, вырос в Иллинойсе и эмигрировал в Ванкувер подростком. У доктора было произношение жителя Среднего Запада – как у самого Рейгана. У него даже прическа была «под Рейгана» – этакий скромный «помпадур». Эдуардо Ви немного рассказал о себе, о том, что так и не сошелся с местной китайской общиной. Он плохо говорил по-китайски, но решил не лишать общения с соплеменниками родителей и, позднее, жену, которые стали его проводниками в китайское сообщество. Когда они умерли, жена – слишком молодой, а родители – дожив до глубокой старости, он обнаружил, что врач с исчезающей практикой остался в одиночестве. Он рассказал о своей страсти к изобретениям, из симпатии к Франсуа смог воспроизвести даже пару приветливых фраз на французском, хотя жилец и попросил его разговаривать с ним по-английски – ведь этот язык, он читал, в будущем станет языком всего мира. По виду дом, построенный в живописном районе, неподалеку от центра, чем-то напоминал английское имение. Эдуардо проживал в полуподвале с низкими потолками и большими филенчатыми окнами. Квартиру Эдуардо снимал у женщины, жившей на первом этаже, там тоже были жильцы. Франсуа их не видел, только слышал бесконечные приходы и уходы, сопровождающиеся стуком каблуков по половицам.

Эдуардо сообщил, что единственная проблема в том, что в их квартире нет туалета и ванной, оттого-то она такая дешевая. Ванная у хозяйки только одна. Он поднял глаза и взглядом показал, где именно расположены удобства. Они вышли через черный ход, и Эдуардо показал Франсуа заросшую травой дорожку, ведущую к роще на пригорке. Там стоял древний, но еще довольно крепкий деревянный сарайчик, наследие прежней эпохи. Франсуа он не понравился, и Эдуардо признался, что ему это тоже не по душе, особенно зимой. Изобретатель-самоучка, он пытался устроить мусоросжигатель, который работал бы как туалет, но чуть не спалил дотла весь дом.

Если бы можно было вообще устранить отходы человеческой жизнедеятельности, сказал он, как будто перед ним стояла глобальная проблема века.

Франсуа принялся за дело. Он приобрел спортивный пиджак с замшевыми заплатами на локтях, джинсы, рубашку-поло и теннисные туфли. Девушки стали обращать на него внимание. Он оттачивал свою внешность ежедневными тренировками в фитнес-клубе, где женщины в полосатых трико, шерстяных гетрах и головных повязках занимались аэробикой перед зеркалом во всю стену. Набрав массу, дикарь похорошел, стал выглядеть современнее, хотя в клуб Франсуа записался скорее ради душа, чем ради тренажерного зала. Как-то он зашел к Эдуардо, когда тот стоял голый в керамическом тазу и лил себе воду на голову.

Франсуа планировал практические аспекты того, как заработать состояние. Он отправился в типографию и заказал семьсот наклеек на бампер. Наклейки оказались весьма к месту. У него было предчувствие, что сейчас – самое время для странностей. В тот вечер он сидел на улице в Гастауне – парочки ужинали, музыканты на перекрестках играли блюз и мелодии из популярных телесериалов. За два дня он заработал тысячу. Наклейки гласили: «Тише едешь – дальше будешь», «Мне нравится моя красавица», «Сижу – не жужжу» – всевозможные удачные сочетания звуков, которые он только мог придумать, или даже совсем неудачные сочетания. Люди смеялись над тем, чему сам Франсуа и не улыбнулся бы никогда. Часто он просто брал заголовки из газет, слово в слово, и прохожие покупали, похоже, находя в них какой-то смысл или способ выразить невыразимое. И снова в газете появился его портрет. Стикеры разлетелись по всему городу. Молодежь и женатые пары отрывали их с руками. Он поднял цену и купил подержанный микроавтобус. Только когда спрос стал ажиотажным, он нанял студентов. Каждому выдал табличку, назначил комиссионные и сказал, делая квадратные глаза: сбежишь – ноги переломаю.