Навеки Элис - Лайза Дженова Страница 47

Мэри

Привет, Элис!

Я Дэн Салливан, пятьдесят три года, три года назад мне поставили диагноз «ранний Альцгеймер». Эта болезнь у нас в роду. Болели моя мать, два дяди, одна из тетушек и четыре кузена. Так что я знал, что это придет, и жил с этой болезнью с самого детства. Забавно, но этот опыт совсем не сделал мою теперешнюю жизнь легче. Моя жена знает, где вы живете. Недалеко от Массачусетского главного госпиталя. Рядом с Гарвардом. Моя дочь училась в Гарварде. Я каждый день молюсь, чтобы ей это не передалось.

Дэн

Привет, Элис!

Спасибо за письмо и приглашение. Мне, как и вам, поставили диагноз «ранний Альцгеймер» год назад. Это было почти облегчением. Я думала, что схожу с ума. Я сбивалась с мысли в разговоре, не могла закончить предложение, забывала дорогу домой, разучилась пользоваться чековой книжкой, путалась в расписании детей (у меня дочь пятнадцати лет и сын тринадцати). Мне было всего сорок шесть, когда начали проявляться симптомы, поэтому, естественно, никому и в голову не пришло, что у меня болезнь Альцгеймера.

Я считаю, что лекарства очень помогают. Я принимаю арисепт и наменду. У меня бывают хорошие дни и плохие. В хорошие дни окружающие и родные пользуются моментом и воспринимают меня как абсолютно здоровую и даже больше! Я не настолько отчаянно нуждаюсь во внимании! А потом наступают плохие дни, и я перестаю связно думать, не могу сконцентрироваться и совсем не могу работать в многозадачном режиме. И я тоже чувствую себя одиноко. С нетерпением жду встречи.

Кэти Робертс

P. S.: Вам известно о «Dementia Advocacy and Support Network International»? Зайдите на их веб-сайт: www.dasinternational.org. Это замечательный сайт, там такие, как мы, могут выговориться, получить поддержку, поделиться информацией.

Это были они. Они собирались приехать.

Мэри, Кэти и Дэн сняли пальто и разместились в гостиной. Их супруги остались в пальто, неохотно попрощались и вместе с Джоном отправились пить кофе «У Джерри».

Мэри — блондинка со стрижкой каре, шоколадного цвета глаза и очки в черной оправе. Кэти — умное приятное лицо, глаза улыбаются раньше, чем губы. Она с первого взгляда понравилась Элис. Дэн — крепкий, коренастый, густые усы и лысеющая голова. Они могли быть профессорами, приехавшими с визитом из пригорода, членами общества книголюбов или старыми друзьями.

— Никто не хочет что-нибудь думать? — предложила Элис.

Гости посмотрели на нее, потом переглянулись, никто не ответил. Они такие стеснительные или слишком хорошо воспитаны, чтобы заговорить первыми?

— Элис, ты хотела сказать «выпить»? — спросила Кэти.

— Да, а я что сказала?

— Ты сказала «думать».

Элис покраснела. Оговорка — это не то, что она хотела продемонстрировать своим гостям при встрече.

— Я бы не отказался от пары чашек мыслей. Мои за последние дни почти опустели, я бы их освежил, — сказал Дэн.

Они рассмеялись, и это их сразу объединило. Элис принесла кофе и чай, а Мэри тем временем рассказывала свою историю.

— Я двадцать два года была агентом по торговле недвижимостью. И вдруг стала забывать о встречах с клиентами, о собраниях, о домах, выставленных на продажу. Я приезжала показать дом и забывала ключи. Потерялась в районе, который знала сто лет, а со мной в машине была покупательница. Я каталась по району около сорока пяти минут, хотя дорога должна была занять минут десять. Могу представить, что она обо мне думала.

Я стала раздражительной, приходила в офис и срывалась на других агентах. У меня всегда был легкий характер, а тут вдруг обо мне пошла слава психопатки. Я разрушила свою репутацию. А моя репутация была для меня всем. Мой доктор назначил мне какой-то антидепрессант. А когда он не помог, прописал другой, потом какой-то еще…

— Долгое время я думала, что просто переутомилась и замоталась, пытаясь успеть повсюду, — рассказывала Кэти. — Я работала на полставки фармацевтом, растила двоих детей, занималась хозяйством, носилась, как курица с отрубленной головой. Мне было всего сорок шесть, так что я и подумать не могла, что у меня может быть деменция. А потом однажды на работе я не смогла понять название препарата, не знала, как отмерить десять миллилитров. Именно тогда я поняла, что могу дать кому-нибудь не то количество препарата или даже не тот препарат. По существу, я могла случайно убить человека. Тогда я сняла халат, ушла домой до окончания рабочего дня и больше не возвращалась. Я была опустошена. Думала, что схожу с ума.

— А ты, Дэн? Каким был твой первый звоночек? — спросила Мэри.

— Я всегда был мастером на все руки. И вот в один прекрасный день я не смог починить вещь, которую раньше чинил легко. Я всегда содержал свою мастерскую в идеальном порядке, все на своих местах. Теперь там полный бардак. Когда у меня пропадали инструменты, я обвинял друзей в том, что они берут их у меня и не возвращают. Но виноват всегда был я. Я был пожарным. Я начал забывать имена ребят из команды. Не мог закончить фразу. Забыл, как готовить кофе. Я видел, как это происходило с моей мамой, когда был подростком. У нее тоже был ранний Альцгеймер.

Они рассказывали друг другу истории о первых симптомах, о том, чего им стоило узнать точный диагноз, о том, как они вырабатывали стратегию жизни с такой болезнью. Они слушали, кивали, смеялись и плакали над историями о потерянных ключах, потерянных мыслях, потерянных мечтах. Элис чувствовала, что ее действительно слушают и никто не делает скидку на ее болезнь. Она чувствовала себя нормальной.

— Элис, твой муж еще работает? — спросила Мэри.

— Да. Он с головой погружен в свои исследования и преподает. Еще он много разъезжает. Это тяжело. Но на следующий год у нас обоих будет творческий отпуск. Так что мне надо продержаться до конца семестра, и мы сможем провести вместе дома целый год.

— Ты справишься, ты почти у цели, — сказала Кэти. — Еще каких-то несколько месяцев.

Анна послала Лидию в кухню, приготовить пудинг с белым шоколадом. Теперь, когда ее беременность была заметна, а токсикоз прошел, она постоянно ела, как будто выполняла задание по возмещению утерянных во время токсикоза калорий.

— У меня есть новость, — сказал Джон. — Мне предложили место руководителя программы раковой биологии и генетики в онкологическом центре Слоуна — Кеттеринга.

— А где это? — спросила Анна с полным ртом клюквы в шоколаде.

— Нью-Йорк.

Никто не произнес ни слова. В стереосистеме Дин Мартин горланил «A Marshmallow World».

— Ну, тебя ведь не привлекает эта идея? — спросила Анна.

— Очень привлекает. Этой осенью я был там несколько раз. Это идеальное место для меня.

— Но как же мама? — спросила Анна.

— Она больше не работает и практически не ходит в кампус.

— Но ей надо быть здесь, — возразила Анна.