Уроки верховой езды - Сара Груэн Страница 47

— Вот с этим, — говорю я, — не могу не согласиться. А что ты мне принес?

— Во-первых, цветочки. Я их у твоей мамы в доме оставил. Кстати, она меня уговорила остаться на ужин. Не возражаешь?

— Я в восторге, — говорю я.

Хотя что меня спрашивать, ведь приглашение исходило от Мутти.

— А еще я приволок вот что…

И мое сердце ухает в бездну, потому что он вытаскивает из-за спины сканер.

— Господи Иисусе…

Дэн вертит его в руках, словно пустяковину какую, и идет прямо к Гарре.

— Дэн… — вырывается у меня, но на том я и замолкаю, потому что не знаю, как продолжать.

Как объяснить ему, что я полностью передумала? Что не хочу знать никакой правды? И если он не является братом Гарри, и особенно — если является? Наверное, так чувствовала себя Пандора, когда держала руку на крышке знаменитого ящика.

— Мне его одолжила приятельница, она практикует вместе с отцом, — говорит Дэн. — Настоящий исторический раритет, однако дееспособный.

И, болтая таким образом, он ведет сканером над холкой Гарры.

Надо бы остановить его, но я не могу двинуться с места. В кончиках пальцев покалывают маленькие иголочки.

— Дэн… — лепечу я.

Потолок денника начинает кружиться. Голос срывается, я пытаюсь прокашляться, но не могу, там такой комок! Я, наверное, сейчас задохнусь…

А Дэн все стоит около Гарры и в упор не замечает моего состояния. Он качает головой, глядя куда-то в дальний угол, заваленный опилками. Сканер покачивается над основанием шеи коня.

— Пусто, — говорит Дэн.

И наконец-то оборачивается ко мне:

— Извини, солнышко, мне очень жаль, но микрочипа в нем нет.

И он опускает руку… И вот тут-то ЭТО и происходит. Оказавшись у Гарры над лопаткой, сканер пищит.

Он сигналит очень отчетливо. Три раза.

Дэн замирает. Смотрит на сканер. Потом вновь оглядывается на меня. Я в ответ таращу глаза. Или мне так кажется. С уверенностью сказать не могу, потому что мир опасно заваливается набок.

— Кто бы мог подумать, — говорит Дэн.

Снаружи доносятся дребезг и лязг — кто-то что-то уронил на бетон. Я живо оборачиваюсь и вижу Пи-Джея, со всех ног бегущего к выходу. Посреди прохода остается лежать его лопата, она еще покачивается.

Менее чем через секунду следом проносится Карлос. За ним — Луис.

— Какого…

Я высовываюсь из денника посмотреть, что произошло.

Там мой папа. Он сидит в своем кресле на подъездной дорожке, ярдах в двухстах от конюшни. Он не двигается.

— Господи, папа!..

Я выскакиваю и тоже припускаюсь бегом. За спиной захлопывается решетчатая дверь, и мгновением позже меня обгоняет Дэн. Ноги-то у него куда длиннее моих.

Он успевает к папе прежде меня. Когда я подбегаю, он держит его за плечо, вглядываясь в лицо. Пи-Джей, Карлос и Луис беспомощно кудахчут, словно потревоженные наседки. Они рассматривают папу и его кресло, пытаясь понять, что случилось, и быстро говорят по-испански.

Я останавливаюсь, силясь отдышаться.

— Что случилось? Папа! Папа, ты в порядке?..

Папино лицо неподвижно, рот слегка приоткрыт. Губы и язык выглядят пересохшими.

Я поворачиваюсь к Дэну.

— Что с ним? С ним все хорошо?..

Дэн только качает головой.

Я так и этак рассматриваю отца, но не замечаю ничего из ряда вон выходящего. На коленях у него — мешочек морковки. Немного лакомства просыпалось, и ладонь лежит на этом мешочке, словно он собирался собрать морковку, но не сумел.

Потом я вижу, как шевелится его нижняя челюсть. Я поспешно вскидываю руку.

— Тихо, ребята, помолчите! Папа, что с тобой? Ты ехал Тазза проведать?

Он дважды кивает. Еле заметно, каким-то деревянным движением.

— У тебя с креслом что-то случилось?

Голова вновь дважды вздрагивает. На сей раз — из стороны в сторону. И я наконец-то соображаю, что произошло. Нет, он не пытался собрать морковку, выпавшую из мешка. Его рука просто соскользнула с пульта управления, рассыпав кусочки лакомства. А вернуть ее обратно сил не хватило.

Я зажимаю себе рот ладонью, чтобы удержать вскрик, но поздно — он уже вырвался.

Дэн присаживается перед папой на корточки.

— Значит, вы здесь застряли?

Я отворачиваюсь, поспешно вытирая глаза.

— Вас куда-нибудь отвезти? — говорит Дэн у меня за спиной.

Я оборачиваюсь, шмыгая носом.

— Он хочет Тазза проведать. Он каждый вечер приезжает к нему. Ты ведь знаешь, где стоит Тазз?

Дэн кивает.

— Да, — говорит он негромко. — Знаю.

И поднимается на ноги.

— Антон, вас туда отвезти?

Еще один деревянный кивок. Сквозь слезы я вижу, как Дэн встает за папиным креслом и касается переключателя, позволяющего управлять им сзади. Моторчик с жужжанием оживает, под колесами хрустит гравий… И папа едет проведать своего любимца, поседевшего полупершерона.

* * *

Я возвращаюсь в дом. Вернее, панически врываюсь на кухню, откидывая сеточную дверь. Мутти смазывает маслом тонкие листы теста фило.

Когда я вываливаю ей, что произошло на дорожке, ее голова на мгновение поникает. Она кладет кулинарную кисточку на разделочную доску и поворачивается ко мне.

Я все никак не могу отдышаться. Я держу ладони перед лицом, дыша сквозь растопыренные пальцы.

Мутти пристально смотрит на меня, потом идет к угловому шкафчику. Открывает дверцу — и на кухонный стол обрушивается лавина белых аптечных мешочков. Мутти проворно собирает их и запихивает обратно. В руке у нее остается лишь маленький патрончик с таблетками.

* * *

Чудная все-таки вещь — валиум. Мне сейчас хоть наковальню на ногу роняй, я и ухом не поведу… Хотя нет, я неправильно выразилась. Я внимательно изучу и наковальню, и свою помятую ногу — и стану хладнокровно анализировать ситуацию.

Достаточно сказать, что в нынешнем заторможенном состоянии я впервые обретаю способность размышлять о папиной болезни, не впадая в немедленную истерику. Не то чтобы я могла взглянуть горю в глаза. Скажем так, мне удается на мгновение заглянуть в бездну, прежде чем отшатнуться от края.

Одно из таких мгновений приводит к настоящему откровению. Я впервые и со слепящей ясностью осознаю: это происходит не со мной. Это происходит с папой…

* * *

Не сговариваясь, весь остаток дня мы делаем вид, будто ничего не случилось.