Раб - Исаак Башевис Зингер Страница 47

Младенец появился на свет на другой день. Это был мальчик. Он родился с криком чересчур пронзительным для новорожденного. Череп его был покрыт волосами. Роженица была в бесчувственном состояния, в за ним наблюдали женщины. Одна из них, у которой был избыток молока, кормила его грудью. Это был канун Иом Кипура, когда евреи заняты приготовлениями к празднику. Все же Гершон созвал старейшин общины. О чем они между собой совещались, осталось неизвестным, но раввин распорядился, чтобы мальчики не ходили к роженице читать положенную в таких случаях молитву, чтобы никто из мужей города не пошел в субботу после Иом Кипура поздравить с новорожденным. Мало того! Он предупредил своего шурина — резника, который был также и меилом, чтобы ребенка пока не обрезали. Простые люди переполошились, они не поняли решения раввина и сделали вывод, что во всем виноват Гершон, — он настропалил зятя. Но более просвещенные разъясняли, что ребенок считается по матери. Ясно, что Сарра гоя. Даже имя ее Сарра показывало, что муж считает ее обращенной в еврейство. Но какой закон в Польше разрешает обратить в еврейство иноверку? Со стороны властей грозит за это смертная казнь. И как может община принять новообращенную? За одно это могут покарать всю общину. Не приведи Господь, какие напасти и беды могут произойти. Гершон кричал в синагоге, что этот Яков выдал гою за еврейку потому, что потворствовал своей похоти и требовал, чтобы Якова предали анафеме и выгнали из Пилицы на подводе, запряженной волами. Даже те, которые раньше были на стороне Якова, теперь считали, что Гершон прав. Гершон сам не посмел пойти к помещику, а послал к нему ходатая, который должен был объяснить происшедшее и обелить евреев Пилицы.

Прошел еще день. Был уже канун Иом Кипура. Сарра еще все лежала без сознания. По закону страны полагалась смертная казнь и ей и Якову. И женщины больше не желали навещать их. Лишь одна старая еврейка несколько раз приходила узнавать о состоянии роженицы. Она принесла ей мисочку бульона, но когда больной влили первую ложку в рот, она тут же выплюнула. Накануне Иом Кипура благим делом считается есть, но у Якова не было ни еды, ни желания дотронуться до чего-нибудь съестного. Он сидел у постели Сарры и читал псалмы. У него не было ни петуха, ни курицы для свершения обряда капорес. Женщина, та, что кормила младенца грудью, звала его к себе, но Яков не мог пойти взглянуть на дитя — некому было остаться возле Сарры. Да и неизвестно, пустили ли бы его в дом. Хотя его еще не предали анафеме, но дела это не меняло. Яков заметил, что теперь избегали проходить мимо его жилища. Неизмерима была его вина перед страной, общиной и Всевышним. Ему даже совестно было читать псалмы. Как он может своими устами произносить святые слова? И может ли быть услышана мольба такого, как он? Воздаяние пришло полной мерой. Не сегодня, завтра его могут сжечь на костре.

Так, сидя за псалмами и глядя на больную с ее стеклянным взором, бледным носом и белыми губами, он подводил итог. Всех его родных и близких поубивали. Сам он пять лет был рабом у Яна Бжика, ночевал в хлеву среди коров, на гумне, где кишело мышами. Правда, ему нравилась дочь Яна Бжика и он хотел, чтобы она стала его женой, но разве царь Давид, автор этих псалмов, не возжелал Вирсавии? Если уж на то пошло, царь Давид совершил более тяжкий грех. Но раз Бог простил Давида, почему бы Ему не простить Якова? Ведь Яков никого не посылал на гибель…

Яков знал, что подобный образ мыслей — это уже само по себе — тяжкий грех. Талмуд говорит:

"Кто считает, что Давид согрешил, заблуждается". Якобы Ури дал жене развод перед тем, как идти на войну. Талмуд, Мидраш искали оправданий для древних. Но одно ясно: великие мужи также испытывали вожделение к плоти. Они брали в жены нееврейских женщин. Сам Моисей взял негритянку, и Мириам покрылась прыщами за то, что злословила о нем. Иегуда, чьим именем называются все евреи, жил с блудницей. (Такова была Божия воля). Такой мудрец и праведник, как царь Соломон, женился на дочери фараона, и все же "Песня Песней" и "Мишлей" священны у евреев. А современные евреи… Разве они следуют всем заповедям Торы? За несколько лет скитаний с Саррой в его душе накопились обиды. Он увидел несправедливости, которые прежде старался не замечать. Люди нагромоздили горы всяких строгостей и ограничений, но оставались мелкими и суетными. Те, у кого была власть, держали все и всех в своих руках. Ненависть, зависть, недоброжелательство ни на мгновение не утихали. Накануне Иом Кипура приходят мириться, а на исходе Иом Кипура возобновляется грызня. Не за это ли наказывает Бог евреев и посылает на них всяких Хмельницких? Не из-за этого ли так долго длится галут, и не приходит Мессия?

Яков окунул палец в воду я смочил Сарре губы. Он пощупал ей лоб, наклонился над нею, что-то нашептывая. Она лежала, словно углубившись в раздумья, не связанные с этой жизнью. Якову почудилось, что ей уже отвечают на те вопросы, на которые живые ответа не получают. Казалось, что Сарра, там наверху, спорит, переспрашивает, убеждает. Скулы ее шевелились. На висках подрагивали жилы. Порою на ее лице мелькало нечто похожее на улыбку, она как бы говорила: вот оно что! Ну, откуда я, дочь Яна Бжика, могла это знать? До такого не додумаешься даже за миллион лет…

Она чиста, она праведница. В тысячу раз лучше их! — кричало в Якове. Никто ведь не был на небе и не знает, что Богу представляется самым ценным… Горе, страх, одиночество возбудили в нем непокорность. Он готов был восстать даже против Всевышнего. Разумеется, Он един, велик и всемогущ, но справедливость должна быть везде. Бог — это не какой-то там Гершон, который пресмыкается перед сильными и попирает слабых. Ну, а если гой, так что? Кто виноват, что он родился у этих родителей, а не у других? Разве возможен выбор в чреве матери? Если подобный мне должен жариться в аду, то нет справедливости даже на небе!…

Надвигались сумерки. Евреи уже шли к предвечерней молитве — в праздничных белых облачениях, в тисненных золотом головных уборах, в одних чулках или комнатных туфлях. Женщины вырядились в праздничные кофты, юбки и платки. В окнах зажглись поминальные свечи. Из всех домов доносился плач. Каждый в Пилице потерял во время резни кого-нибудь из близких. Только что Яков негодовал на этих евреев. Теперь его охватила жалость к ним. Замученный народ! Народ, который Бог избрал, чтобы излить на него все описанные в Торе наказания.

Старая еврейка, вдова старосты, открыла дверь. Она принесла Якову полкурицы для заговенья, халу и несколько кусков рыбы. Другие опасались приблизиться к нему. Но ей, старухе, больше нечего бояться. Она подошла к кровати больной и постояла некоторое время возле нее, подняла личико, высохшее, словно фига, желтое, как воск, испещренное морщинами, подобными древним письменам, покрывающим ветхий пергамент. Ее глаза глядели на Якова с материнским пониманием. Волосатый подбородок некоторое время подрагивал и, казалось, она не может произнести нужных слов. Затем она молвила: