Как общаться с вдовцом - Грэм Джойс Страница 47

— В конце концов, я лишь хочу, чтобы никто не остался разочарован. Адрес моей электронной почты у вас есть. Поговорим, когда я посмотрю фотографии.

— Вы уже рассказали мне о том, какое у нее милое личико. А я вас спрашиваю о ее заднице. Отвечайте, да или нет. Послушайте, позовите к телефону мужа.

— Так это было кесарево сечение или обычные роды? Ладно. Выясните это и перезвоните.

— Дело не в том, что я вам не доверяю. При всем уважении, ребе, ваша профессия ни в коей мере не является гарантией того, насколько у вас развито чувство прекрасного.

Наконец она останавливается на Сьюзен Джаспер, разведенной даме лет тридцати, чью кандидатуру отстаивал Майк. Она его ближайшая соседка, и если бы он не был по уши влюблен в Дебби, он бы сам встречался со Сьюзен. Я быстро догадался, что занятые мужчины хотят свести меня с женщинами, которых сами втайне вожделеют, чтобы я таким образом встречался с этими женщинами за них. Если бы могли, они бы сами завели с ними роман, но, коль скоро они не могут, придется это делать мне. По словам Майка, жизнь Сьюзен пошла под откос несколько лет назад, когда четырнадцатилетняя девчонка, с которой ее супруг познакомился в чате и договорился встретиться в мотеле в Коннектикуте, оказалась агентом ФБР, занимающимся ловлей сексуальных хищников на живца. Судя по нервному поведению Сьюзен за ужином в итальянском ресторанчике «Минео», она до сих пор не оправилась от шока. Улыбка у нее натянутая, будто она под столом поднимает гирю, она смеется — кстати, слишком поспешно — пронзительным, возбужденным смехом. Но у нее копна длинных светлых волос, дымчатые голубые глаза и острый ум, значение которого она склонна приуменьшать. Я ей сразу же понравился, потому что у меня все волосы целы, нет бывшей жены и детей от первого брака. Я отмечен Божьей волей. Мои страдания трогательны, я молод, строен, печален и прекрасен.

Проблема свиданий в том, что всегда приходится рассказывать о том, чем занимаешься, а в моем случае это значит говорить о колонке, которую я веду, то есть о Хейли, чего мне совсем не хочется. Вместо этого мы рассказываем друг другу о нашем детстве, братьях и сестрах — обычно мне удается извлечь выгоду из того, что у меня есть сестра-близнец, — а потом о кино, и это отлично, потому что я смотрел все, а потом об университетах, в которых мы учились. Напоследок, поскребя по сусекам, мы болтаем о неудачных свиданиях.

Все идет хорошо — по крайней мере настолько, насколько это возможно в случае с двумя неуверенными в себе, сломленными людьми, чья предыдущая жизнь неожиданно разлетелась на куски. Она, несомненно, сексуальна и со своими глазами навыкате красива немного блеклой красотой. Я пытаюсь вообразить, как она целуется, какое на ней белье, но тут звонит ее сотовый.

— О черт, — бросает она, с щелчком закрывая телефон. — Сэм заболел.

У Сьюзен два маленьких сына, Сэм и Мейсон; когда я час назад за ней заехал, они выглядели довольно мило. Но когда мы входим в дом, пятилетний Сэм стоит на стуле и неудержимо блюет в кухонную раковину, а трехлетний Мейсон сидит на кухонном столе и ревет в три ручья. Приходящая няня, пухлая старшеклассница со скобками на зубах и прыщами размером с десятицентовую монетку, выглядит перепуганной и буквально кидается Сьюзен в ноги, когда мы входим в дом.

— О боже! Как он ухитрился столько наблевать? — недоумевает Сьюзен, разглядывая большую лужу рвоты на полу в коридоре.

— Это я, — смущенно поясняет девица. — От запаха рвоты меня тошнит.

— Чудесно, — мрачно произносит Сьюзен и достает из сумки двадцатку. — Иди домой, Дана.

— Вы уверены? — спрашивает Дана, но тут же сует деньги в карман и направляется к двери.

Сьюзен бежит на кухню и кладет руки на плечи Сэму.

— Все в порядке, малыш. Мама здесь.

Сэм смотрит на нее; его лицо и рубашка заляпаны высохшей рвотой. Он хнычет, поворачивается к раковине и снова блюет.

— О господи, — говорит Сьюзен, щупая его шейку. — Он весь горит.

А Мейсон тем временем ревет не умолкая, поэтому я подхожу к нему, чтобы успокоить, но он уворачивается от меня и падает со стола, ударившись головой о край. Я думал, что громче орать он не может, но у мальчика широкий диапазон: Мейсон глубоко вздыхает и издает леденящий душу вопль, от которого у меня встают дыбом волоски на шее. Он верещит так долго, что я волнуюсь, как бы он не задохнулся и не отключился или его не хватил какой-нибудь детский удар. Сьюзен подхватывает его на руки и говорит: «Дыши, маленький», а Сэм продолжает блевать в раковину.

— Все хорошо, Мейсон, дядя просто хотел тебе помочь.

— Лед! — орет Мейсон.

— Не могли бы вы принести ему льда из морозилки? — просит Сьюзен.

— Конечно, — отвечаю я. — Хотя, думаю, он не сильно ударился.

— Лед! — верещит Мейсон, глядя на меня сердитыми глазами поверх маминого плеча.

— Он любит лед, — поясняет Сьюзен, приглаживая ему волосы.

В морозилке я нахожу твердый синий пузырь со льдом, из тех, что обычно бросают в ведерко для шампанского. Едва он касается лба Мейсона, мальчик мгновенно утихает, словно кто-то повернул выключатель. Сьюзен передает его мне и, к моему удивлению, он охотно идет на руки и льнет к моей груди, важно и настойчиво прижимая к своей голове пузырь со льдом. Сьюзен мочит кухонное полотенце и трет шею и спину Сэма, одновременно снимая с него заляпанную рвотой рубашку, при этом она что-то нежно ему нашептывает. Кому как не мне должно понравиться это проявление материнской заботы, непринужденное сочетание жалости и сноровки — ведь я сам был женат на матери-одиночке, но оно оставляет меня равнодушным, хотя, возможно, в этом виноват стойкий запах рвоты.

У Сэма температура сорок, его лихорадит. Послав сообщение врачу, Сьюзен решает отвезти мальчика в пункт неотложной помощи. Она отпустила наблевавшую няньку раньше времени, и теперь перед ней стоит незавидный выбор: взять Мейсона с собой или попросить меня с ним посидеть.

— Мне так не хочется вас утруждать, — говорит она, натягивая на Сэма чистую футболку. — Но я просто не знаю, что делать.

— Не волнуйтесь, — успокаиваю я. — Я отлично лажу с детьми.

— Ему давно пора спать. Я уложу его наверху, а вы просто посидите в гостиной, посмотрите телевизор. Его будет не видно не слышно.

— Хорошо. Я рад помочь вам. Только скажите, где у вас швабра.

— Швабра?

— Обычно я не вытираю рвоту до третьего свидания, но, похоже, мы с вами нашли друг друга.

Она улыбается.

— Простите, что так получилось со свиданием. Я все наверстаю, честное слово, — обещает она и бледнеет при мысли о том, что я могу понять это как намек на секс.

— Все в порядке.

— Правда, не стоит убираться.

— Поверьте мне, стоит.

Она несет Мейсона в спальню, оставив меня с Сэмом в коридоре; мальчик выглядит как самая юная жертва похмелья в мире. Он прислонился к стене и ошеломленно трет глаза.