Будут неприятности - Галина Щербакова Страница 47

АРТЕМ. А зачем вам это надо, чтоб вас понимали? Любите – любите на здоровье. Зачем вам понимание? Чем вам без него плохо?

ДМИТРИЙ. Я глубоко порядочный человек. Я никогда не совершал бесчестных поступков. Я привык – подчеркиваю! – привык к состоянию душевного комфорта.

АРТЕМ. У вас жена, Дима Петрович, умерла. Жена! А вы о комфорте.

ДМИТРИЙ. Это большое горе. Большая потеря…

АРТЕМ. Но не для вас. Для вас сплошное везение. Смерть по заказу. Служба ликвидации!

ДМИТРИЙ. Грубо, Артем, грубо.

АРТЕМ. Ладно. О чем говорить, если нечего говорить. Я только одно знаю, душевный комфорт бывает и, как правило, у поганых, дерьмовых людей. Порядочные, как правило, всегда чем-то недовольны. Дискомфортны.

ДМИТРИЙ. Почему я, честно работающий человек, приносящий пользу государству, не имею права на ту любовь, какую хочу, на то счастье, которое мне нравится?

АРТЕМ. Да ради Бога! Валяйте! Любите свою красавицу! Ну почему, черт возьми, мы все должны умиляться вашим счастьем, если оно мне противно? Мне противен ваш натертый пол, ваша новая стрижка, вы весь мне противны! И мне плевать на вашу честную работу, можете быть хоть плотником, хоть академиком, хоть космонавтом. Я вас не принимаю как человека!

ДМИТРИЙ. Вы сопляк! Мальчишка!

АРТЕМ. Вы прикидываетесь дураком! Вы же прекрасно все понимаете. Понимаете, что неприлично было заводить роман на глазах у Наташки. Что стыдно плясать на пожаре, целоваться рядом с гробом, что порядочные люди так не поступают… Вы хуже худшего… Вы так поступаете и требуете, чтобы никто этого не замечал. А: Потому что вы в принципе будто бы приличный человек. Б: Это, мол, ваша личная жизнь. В: Вы честно работаете на всеобщее благо.

ДМИТРИЙ. Вот. Видите. Вы же сами себя разбиваете.

АРТЕМ. Ни фига! Для меня порядочный человек – категория неделимая. Знаете, это, конечно, мое глубоко личное, но я не верю, что можно сварганить в жизни что-то путное, если нет совести. Я не верю в бессовестных умельцев.

ДМИТРИЙ. У меня есть совесть.

АРТЕМ (машет рукой). Когда об этом уже нужно говорить… Ладно, Дима. Любитесь и размножайтесь. Ваша партнерша вам как раз пара. Она тоже, по-моему, душевно не отягощена.

ДМИТРИЙ. Идите вон.

АРТЕМ. Как будто могло зародиться сомнение, что я останусь! Адье! Трите поверхности! Трите! (Уходит.)

ДМИТРИЙ (глубоко оскорбленный). Слушайте, что это такое? Кто идет за нами? Кого мы воспитали? Ничего еще в жизни не сделал, рубля не заработал, гвоздя не вбил, а судит. Судит по праву сделавшего и заработавшего. А тон? А хамство? Я всегда был предельно лоялен и к этим волосам, и к этим штанам, и к этому бряцанью на гитарах, я всегда считал, что человек свободен в такого рода проявлениях… И они же меня… За что? В общем, ясно за что… Наташка оскорблена, что хоть и глупо, а понять можно, а этот сморчок-стручок из своих личных симпатий к Наташе устраивает мне скандал… Я сам к ней схожу… Просто память Лиды обязывает меня объясниться… Хотя это глупо… Но я схожу… Я схожу сегодня же… Какой нахал! Надо было по морде. Для этого поколения этот аргумент помогает.

Комната Марии Митрофановны. Мария Митрофановна и Наташа.

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Он был очень отзывчивым мальчиком. Я умом понимала, что должна руководить этой постоянной готовностью все отдавать другим. Он ничего не успевал для себя. Он учился хуже своих возможностей, наверное, ничего бы не добился и значительного в жизни, карьере… Я ему купила мотоцикл. Знаешь зачем? Он каждый день ездил к моей маме, когда она была совсем плоха. Бабушка с ним очень дружила, они прекрасно понимали друг друга, как будто были ровесники. И вот представь: два трамвая, автобус и еще пешком двадцать минут. Я купила мотоцикл. Я не прощу себе этого никогда. Но какой он стал счастливый!

НАТАША. Не казните себя.

Входит Артем с книжками.

АРТЕМ. В доставке распишитесь.

НАТАША. Ну?

АРТЕМ. Чего ну?

НАТАША. Как там?

АРТЕМ. Какое тебе до него дело? Плюнь!

НАТАША. Я тебе задала вопрос.

АРТЕМ. Пол натерт. Пыль вытерта. Сам благоухает. Тебе привет. Новый порядок – входя, разуваются.

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Ребятки, заварить кофе?

НАТАША. А на кухне был? Есть у него еда?

АРТЕМ (гневно). Да пусть он сдохнет! Тебе какое до него дело? У него есть еда. Я был на кухне. У него в раковине шампанское лежит под струей. Еда! Там полный кайф, Наташка!

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Тема!

АРТЕМ. Что – Тема?! Что? Вокруг меня столько мировых людей. Вы. Наташка, мама, мальчишки. Может, мне надо перекинуться, чтобы выяснить, кто есть кто на самом деле? Или это нормально – человека вытереть, как пыль?

НАТАША (потрясенно). А какая была любовь. (Передразнивает.) Лидуся, Лидуся! (Плачет.)

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Не надо, Наташа. (Артему.) Идите погуляйте, ребятки, если не хотите кофе. На улице хорошо…

АРТЕМ. Наташка, это не любовь! Я тебе клянусь, это не любовь! Чем хочешь поклянусь, чем хочешь!

НАТАША. Молчи, молчи!

Убегает. Артем за ней. Мария Митрофановна подходит к окну, смотрит им вслед, потом начинает убирать принесенные Артемом книги. Тихо входит Нина.

НИНА. Я затаилась, как мышь, с тех пор, как вы взяли ее к себе. Неужели вы тогда ничего не поняли?

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Не много я поняла из твоих слов.

НИНА. За что меня наказывает Бог?

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Бог?

НИНА. Только не говорите, что я сама себя наказала.

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Почему ты оказалась в их семье? Каким образом?

НИНА. Предотвращала скандал. Мой бывший приятель – тот самый хирург. Он боялся жалобы, телеги. Я знаю чего…

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Ну и?

НИНА (устало). Сказалась двоюродной сестрой. Мне это казалось элегантней. И влипла. Влюбилась. После Кости впервые. Прекрасный мужик. Мягкий, беспомощный. Наверное, мне такой и нужен… Роман был круто замешен на брехне. Он даже не знает, где я живу. Он отводил меня туда… К приятелю. Цирк… А тут Наташа с ее праведным гневом… Вы ее берете к себе… Я сижу, как мышь, боюсь ей показаться. С приятелем разрыв… А Дмитрий, если долго меня не увидит, побежит искать… Все узнает… И все мы встанем голые… Как в бане…

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Какая гадость!

НИНА. Еще бы вы сказали другое! Гадость! Кто же знал, что меня попутает Бог или бес? Кто же думал, что я могу влюбиться? Мне казалось, что я из сгоревших дотла… Ан нет… Что делать, Мария Митрофановна?

МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Такой ты великий мастер по рациональному устройству мира. Так ты всегда знала, где ступить и что сказать. Я боялась тебя. И за Костю боялась. Удивлялась ему – как он не видит, что ты не женщина, а конструкция?