Собрание сочинений. Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы - Юрий Мамлеев Страница 47

Павлик щурил глаза, улыбался и лез целоваться с пьяным другом. Но свое не оставлял. Говорил, что все-таки нырнет, спасет Веру, и получится другой вариант того, что прошло и неизменно. Подшутить надо над этими высшими законодателями мира сего, — бормотал он.

В конце концов все выстроилось в одну точку: найти сынка. Он, выпавший из времени, с умом, расщепленным провалом последовательности, наверняка что-то подскажет своему фантастическому папаше. Тем более сын-то чуть-чуть постарше его, Павла, глядишь. И если бежать в будущее — думал Павел, — то уже вовсе не затем, чтобы встретить себя, не дай Бог, а просто, чтоб вперед, вперед и вперед. К концу начал… И сынка обязательно надо прихватить с собой, ему сподручней… Но как найдешь такого сынка?

И вдруг в один незаметный, дождливый день, когда солнце стыдилось светить, Пашу осенило.

— Да что же это я… — хлопнул он себя по лбу, сидя за чашкой бульона в кафе. — Ведь тетя Тамара-то не ушла от нас никуда, тута она.

Тетя Тамара была Павлу почти троюродной родственницей, но отношения были теплые. И Павлуша сразу же побежал к ней, прямо из кафе, не позвонив, бегом, бегом, словно в будущее.

Остановился перед заспанным жилым домом, пятиэтажкой, разваливающейся на ходу, но квартира у Тамары Ивановны была большая, обставленная по-теплому, по-древнему, с антиквариатом и запахом хорошего кофе, с мягкими креслами и позолоченным самоваром.

— Тетя Тамара, я к вам, сгоряча, — объявил Павел, входя.

— Входи и иди вглубь. К столу, в кресло…

Тамара Ивановна, располневшая дама лет сорока с лишком, белая от изнеженной жизни, уселась рядом. Она пила кофе с пирогами и продолжала его пить. Пирогов было много, и на долю Павла вполне хватало, но он нервически не притронулся.

— Сыночка ищу, тетя Тамара. Помоги, — заявил он.

— Где и когда ты нашалил?

— Где — плохо помню, а когда — сказать страшно… Давно. — Тетя Тамара в ответ только подмигнула Павлу.

Но он надеялся на нее, беря грех на себя: Тамара Ивановна была на редкость способна к экстрасенсорике и прочим банальным видениям, но практиковала редко — а что касается черной магии, то, конечно, ни-ни, этого Тамара Ивановна сторонилась как могла и ярко осуждала. Зато кое в чем другом была мастерица.

— Приметы есть? — певуче спросила Тамара Ивановна.

— Ну какие там приметы! Боюсь, на меня-то не похож. — Тетя Тамара бросила на Павлушу прозорливый взгляд.

— Ну хорошо, ради твоего отца попробую. Все-таки браток он мне был, хоть и двоюродный. Давай-ка с тобой медленно порассуждаем, — и Тамара Ивановна отрезала ему и себе по куску слоеного пирога.

— Скорее, скорее! — чуть не взвыл Павел.

Тетя Тамара еще раз внимательно вгляделась в Павлушин глаз. В левый, конечно.

— Тише, тише, Павлуша, — проверещала она. — Я тебе скажу прямо, ты не обижайся, знаешь ведь, что я к тебе благосклонна, так вот: когда твоя мать рожала, я братцу своему, а твоему отцу говорила: непутевый будет паренек у тебя, непутевый…

— А что так?

— Да я карты свои, особые, в день твоего выхода на свет разложила… Ужасть, Паша, ужасть, что выпало. Но ты не волнуйся, сейчас ты на пути к правде, не бойся. А тогда — хоть святых выноси. Но не подумай только, что в смысле мирового зла, чертей, Черного Козла и так далее. В этом плане было смирно.

— А в каком же буйно?

— В странностях и непонятности. Я тогда братцу не говорила, а тебе скажу: по картам и другим моим данным выходило, что ты, Павлуша, своему родному отцу однажды, извини, морду в кровь разнесешь. Вот что выходило, к примеру. И таких странных случаев на твоем пути я обнаружила тогда много…

— В чем же странность этого случая? Мало ли, бывает же, что и самые родные дерутся.

— Да странность, Павлуша, в том, что ты ему набил морду, прости за выражение, когда еще младенцем был. Ну, по моим картам выходило, что тебе должно было быть в то время недели две-три, а то и значительно меньше… То-то, мое дитятко…

Павел так устал все время напрягаться и встречать на каждом шагу «необычное», что среагировал на такие прозрения довольно вяло.

— И странно, что примерно в это время твоему отцу действительно в кровь лицо разбили, но, конечно, не ты, а какой-то незнакомый тип, баловень судьбы, — на гулянке. Вот какие бывают совпадения или несуразицы.

И тетенька так пристально посмотрела на Пашу, что на этот раз ему стало не по себе.

— Ну что ж, — вздохнула она, — что было, то прошло, сейчас ты взрослеешь, Павел, и вижу, что идешь ты по правильному пути. А об сынке твоем я крепко подумаю, вдруг что-нибудь да найдем. Никаких примет не надо. Я другой способ применю.

— А сколько ждать-то? — загрустил Павел. Тетя округлила глаза.

— Чего ты такой торопливый-то стал? За скоростью света гонишься?

— Снять надо одну тоску.

— Ты мне скажи, ты из любви его ищешь или по любопытству, какому-то необычному любопытству, я бы сказала? Или страдаешь по нем?

— И так и так.

— Ну, если и так и так, то приходи завтра, торопыга. Ох, и нескучная ночь мне сегодня предстоит…

И Далинин пришел «завтра». Хозяйка встретила его обескураженно и озабоченно… Усадила на сей раз за самовар. Такое же мягкое кресло, в котором утонешь. Только кот у самовара — получерный, огромный и ласковый, как медведь.

У Тамары Ивановны даже голубые жилки на шее нервно дергались.

— Вот что я тебе советую, — сказала, — не ищи ты его. Не то, что беда тебе от него будет, но намного хуже. Он жив. А большее от меня скрыто. И могу только добавить: если встретишься с ним и тебе повезет, будет большая удача, которая всю жизнь твою перевернет. Но риск великий. Понимаешь? Так сказал мой Наблюдатель.

— А сынка-то как искать?

— Это от меня закрыто. Видно, защищен он. Или просто не надо людям про него знать. Не лезь ты в это дело, Паша. Если свыше угодно, — тетя Тамара закатила глаза, — то он сам тебя найдет, будь ты хоть в луне.

— Но он жив? Это ты точно можешь сказать?

— Клянусь, жив. Пущай мне три дня наливочки малиновой не хлебать, если я ошиблась… Говорю: жив.

Паша хлебнул два стакана этой самой наливки, напился чаю, поцеловал кота, а потом и тетю Тамару в лоб — и утек…

— Жизнью своей не дорожишь, Паша!.. Смотри! — и не связывайся… — на прощанье взвыла ему тетя Тамара, когда он уже спускался по облеванной парадной лестнице вниз.

В смятении на другой день он помчался, по старому обычаю — без звонка, к Корнееву. Егор, не в пример Далинину, в меру толстенький, но с глазами более нездешними, чем у Паши, незамедлительно открыл дверь. То, что Павел увидел, заставило его чуть не подпрыгнуть от радости. За столом, в гостиной, сидели Артем Глубоковский и Марина. «Одно к одному», — подумал он.