Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни - Селия Хаддон Страница 46

На следующее утро он сумел добраться до кресла с помощью утренней сиделки, но съел лишь полтарелки овсянки. Я не настаивала, чтобы он съел больше, а через полчаса пришла и увидела мужа в очень странном состоянии: Ронни дрожал, и взгляд у него был остекленевший. Он смотрел куда-то вдаль и не разговаривал со мной.

– Кто у нас премьер-министр? – спросила я.

Ронни не ответил.

– Как звали твоего отца?

– Ричард, – пробормотал он.

Я снова измерила уровень кислорода. Он оказался на треть ниже, чем должен был. В панике я позвонила Лиззи:

– Я не знаю, что делать!

Лиззи пообещала приехать утром.

Когда Ронни попытался встать, чтобы пойти в туалет, он завалился назад и остался лежать наполовину на кресле, наполовину на полу. Лицо его страшно побледнело. Он буквально молил о помощи.

Я могла лишь подвинуть стул, чтобы поддержать Ронни ноги, и обложить его подушками для удобства. Мне пришлось вызвать «Скорую помощь», потому что я не могла усадить его в кресло, затем я села рядом и взяла его за руку. Я видела, что мужу неудобно, что он испытывает боль, но Ронни ничего не говорил.

В тот момент я ничего не могла сделать – только быть рядом.

Приехала «Скорая помощь». Врачи помогли мне усадить его обратно в кресло. Ложиться в постель он отказался.

– Посадите меня в кресло, – приказал он.

Ронни был не готов сдаваться.

– Мы должны отвезти вас в больницу, – сказал парамедик.

Ронни замотал головой.

– Я не позволяю вам увозить его, – сказала я. – Он тоже против.

Парамедики действовали по инструкции, но Ронни не хотел ехать в больницу. Он хотел быть дома.

Потом в нашем доме появилось сразу много людей. По графику пришла медсестра – я совсем о ней забыла. Приехала сестра паллиативной помощи, Лиззи. Она организовала дежурство сиделок и кислород. Легочная сестра выписала документы на кислород. Изящная девушка в униформе привезла кислородную установку с маской и установила ее возле постели. Врач выписал рецепты на морфиновую помпу – теперь обезболивающее поступало в организм Ронни через определенное время.

Это был не мучительный ливерпульский протокол, который оказался столь неэффективным и привел к тому, что мама умерла у меня на глазах от голода и обезвоживания. Никто не обсуждал вопроса, жить Ронни или умереть. Кислород и морфин должны были снять боль и любой дискомфорт. И неважно было, ускорят или отсрочат они его смерть.

Затем Ронни, побывавший на всех войнах мира от Вьетнама до Ближнего Востока, отправился в свое последнее путешествие – несколько метров от гостиной до спальни. Ему понадобилась помощь двух специалистов, приехавших устанавливать подъемник, хотя вряд ли он ему понадобится. Эти несколько метров были самыми тяжелыми в его жизни, но как-то муж сумел с ними справиться.

Днем Ронни спал обычным, крепким сном. Благодаря кислороду, щеки его немного порозовели, а морфин избавил его от боли. Казалось, что мужу вполне удобно. Я не позволила Тоби спать рядом с ним, как он обычно это делал. Ронни был таким слабым, что я боялась за него. Четыре килограмма кошачьего тела могли причинить ему боль. Мне пришлось прогнать кота в коридор и на кухню, что его страшно оскорбило.

Мне казалось, что даже гостиная, расположенная по соседству со спальней Ронни, это слишком далеко. Мне нужно было находиться с ним в одной комнате. Я перетащила кресло в его спальню, и на него тут же запрыгнула Тилли. Это было правильно. Тилли могла побыть со мной, потому что она никогда не спала на кровати Ронни.

Я принесла свое одеяло и легла на полу между кроватью Ронни и креслом, где уже уснула Тилли. Мне хотелось ощутить физическую и эмоциональную близость с мужем.

В комнате было тихо, только кислородный аппарат медленно пыхтел, как старинный паровой двигатель. Я уснула.

Примерно через час вернулись Лиззи и Пенелопа. Они привезли лекарства и установили морфиновую помпу. Сиделки, которых называли «больница на дому», должны были приходить три раза в день. К счастью, они оказались из того же агентства, что и те, которые приходили по утрам.

Ронни узнал их и улыбнулся. Сиделкам пришлось поднимать и двигать мужа. Было понятно, что это причиняет ему боль, но на лице Ронни все время оставалось выражение, которое я называла «лицом морской пехоты». Он не жаловался и не стонал. На его лице было написано: «Я это выдержу».

Проведать его пришел Брайан, наш друг, местный священник. Я оставила их – вдруг Ронни нужно о чем-то поговорить с ним наедине. Несколько месяцев назад Ронни сказал мне, что он отчасти верит в Бога.

– Я не верю в загробную жизнь, и это хорошо, – сказал он. – Меньше причин для беспокойства.

Отец Ронни был методистским священником, а мать умерла, когда он был еще мальчишкой.

– В детстве я верил в доброго Бога, – добавил Ронни. – Отец всегда говорил о загробной жизни. Он верил, что встретится с мамой, и искренне надеялся на это. Поэтому у меня есть некая надежда.

Проститься с ним пришли родные и друзья – мой племянник и племянница, его падчерица Хелен, друзья. Он всех узнал и был рад всем, кто пришел. Тем вечером до прихода ночной сиделки я сидела рядом с ним и вдруг услышала какой-то звук – не стон, но просьбу о помощи.

– Тебе холодно? – спросил а.

– Да, – ответил он. Он еще мог говорить.

– Хочешь что-нибудь попить?

– Да, – смог ответить он.

Я поднесла к его губам бутылку с минеральной водой и наклонила ее так, чтобы он мог делать маленькие глотки, останавливаясь после каждого. Паузы становились все длиннее. После очередного глотка он закашлялся, и я надела мужу кислородную маску, он сделал три-четыре вдоха, потом смог выпить еще немного.

Ронни сказал, что ему холодно, поэтому я принесла теплую индийскую шерстяную шаль и укрыла его. Держать мужа за руку было опасно, поэтому я просто положила ее на свою. По выражению его лица я видела, что любое прикосновение причиняет ему боль.

Неожиданно Ронни сказал:

– Не Морс, – потом повторил. – Не Морс.

Имел ли он в виду сериал «Инспектор Морс» или хотел сказать что-то еще.

– Не Морс, – повторила я. – Не волнуйся. Я позабочусь о тебе, – твердо и уверенно добавила я.

Примерно через час ему стало жарко, он начал метаться. Я сняла одеяло, и он остался под одной индийской шалью. Ронни хотел снять рубашку (на нем была рубашка-поло с длинными рукавами), но я решила подождать ночную сиделку. Я боялась, что прикосновения будут для него слишком болезненны.

– Я хочу знать детали, – неожиданно громко сказал он. – Я должен знать детали.

Я подумала, что мысленно он где-то в другом месте, возможно, берет интервью у какого-то генерала. Но тут я могла дать ему хоть какой-то ответ. Я подробно рассказала ему о кислородной установке, о симпатичной девушке, которая привезла и установила оборудование, о том, как все устроено. Мой подробный ответ его удовлетворил. Если это было его последнее журналистское задание, то он с ним справился – получил всю необходимую информацию.