Суета Дулуоза. Авантюрное образование 1935 - 1946 - Джек Керуак Страница 46

Забыл упомянуть, что зимой 1943 и 1944-го я подрабатывал в случайных местах ради лишних денег, включая не что-нибудь, а телефонистом на коммутаторах в маленьких гостиницах студгородка, затем позже синхронизатором сценариев киностудии «Коламбиа» на Седьмой авеню в центре, поэтому на обратном пути из Нового Орлеана я планировал снова устроиться на какую-нибудь такую работу, дожидаясь судна. И так вышло, что этот Клод снял номер в «Долтон-Холле», гостиничке в студгородке, равно как и Суинбёрн, я знал тамошнего управляющего, и это стало средоточием большей части этих событий.

Ну, выясняется, в общем, что Клод однажды теплым днем заявляется в студгородок на второй семестр первокурсником в Коламбии и тут же забегает в библиотеку бесплатно покрутить пластинок Брамса в слушательной кабинке. Суинбёрн тут как тут за ним следом, но Ангелочек велит ему обождать снаружи, чтоб он без помех послушал музыку в наушниках и подумал. Очень разумный пацан того порядка, который потом увидишь. Но суть в том, что преподаватель Французской Классики в Университете Коламбиа в то время, Роналд Магвамп, по-моему, его звали, мелкий старпер какого-то сорта, я его никогда не видал, да и не стремился видать, забегает в кабинку, где был Клод, и произносит что-то вроде: «Ты откуда такой взялся, изумительный мальчик?» Можно понять, что происходит с пацаном. И вся сцена как на ладони.

Потому что какой там треп про fin de siècle [46]-евые драймы «Folie Bergères» [47]в конце 1890-х, тут у нас желтые страницы не только Тристана де Перавантюра (кем бы он ни был или ни будет), но сам желтый декаданс Биэрдзли, Даусона, Элистера Кроули и прочих. Я об этом в то время ничего не знал. Просто выяснилось, что квартира моей Джонни стала средоточием сборищ дикой outré [48]банды студгородка Коламбии. Сначала она мне говорит, что по бару «Уэст-Энд» тусит этот дикий новый молодой пацан по имени Клод, он блондин, и красавец, и крепыш, и умный, и ходит к ней домой помыться в душе, но не пытается ее склеить. Странное дело, но я ей верю, и выясняется, что все это правда. Он просто в таком загоне, что ему надо где-то прятаться, а поскольку он южный «отпрыск» богатого семейства, как и она, и нуждается в сердечном товариществе доброй девахи-защитницы, он приходит сюда. Наконец начинает приводить и свою девушку, богатую из Уэстпорта, Сесили. В конце концов я впервые вижу его в баре «Уэст-Энд», проснувшись после своей долгой дремы.

«Вон он, вон этот изумительный Клод».

«По мне, так он шкодливый маленький мудозвон», – сказал я Джонни и по-прежнему так считаю. Но он оказался нормальный. Ему хотелось снова выйти в море, он уже работал на судах в Новом Орлеане, может, со мной на одно судно устроиться. Гомиком он не был, а был силен и жилист, и в ту первую ночь мы в натуре надрались, и уж не знаю, в ту ли первую ночь или нет это случилось, когда он велел мне залезть в пустую бочку и после этого пошел катить ее по тротуарам Верхнего Бродуэя. Несколько ночей спустя уже, это я помню, мы вместе сидели в дождевых лужах под сокрушительным ливнем и лили себе на волосы черные чернила… оря народные песни и всякие другие песни, мне он начинал нравиться все больше и больше.

Его «Суинбёрн» был вожатым бойскаутов в Техасе, по имени Франц Мюллер, и Клода он впервые увидел, когда тот невинно вступил в бойскауты, хотел в леса ходить и развлекаться лагерями и скаутскими ножиками, чтоб чем-то заняться, четырнадцать же. Вожатый влюбился в бойскаута, как обычно. Ну вот, а я не педик, Клод – тоже, но мне приходится развертывать эту пидорскую историю дальше. Франц, сам по себе парень, кстати, неплохой, поначалу несколько лет прожил в Париже году в 1936-м или около того и познакомился с юным четырнадцатилетним французским пацаном, в точности похожим на Клода, влюбился в него, попробовал его склеить, или растлить, или как там это французы или греки называют, и его тут же депортировали из Франции после какого-то следствия. Вернувшись в Америку и устроившись работать вожатым по выходным, а всю неделю преподавая в луизианском колледже, кого же он видит, как не того же самого французского пацана, только не француза, а мальчика анжуйского француза-аристократа? Он сходит с ума. Клода его богатая бабка отправляет в частную подготовительную школу Эндовер аккурат под Лоуэллом, Масс., за ним туда приезжает рыжебородый Суинбёрн, они закатывают большие гулянки, Клода из Эндовера вышибают, и он навсегда обречен не поступить в Йейл. После чего он пробует еще одну школу. Франц за ним. Клод не то чтоб хотел, чтобы Франц за ним ездил, или хотел дать ему от ворот поворот, это же просто много веселухи, как однажды ночью в Бейнгоре, Мейн, Клод забрался на борт яхты Уитло с Кенни Уитло (знакомым Джонни), и они, пятнадцатилетки, просто вытащили из нее затычку и потопили яхту, а сами выплыли на берег. Розыгрыши и вот такое всякое. Неукротимый пацан. Парень из Нового Орлеана дает ему свою машину покататься, и Клод, пятнадцати лет, прав нет, ничего, в хлам раскурочивает ее на Бейсин-стрит.

Что в нем поразительного – это его абсолютная физическая мужская, и духовная тоже, красота. С раскосыми глазами, зеленоглазый, совершенно разумный, язык из него так и лился, чуть ли не возрожденный Шекспир, золотые волосы с нимбом вокруг, старые голубцы при виде его в барах Гренич-Виллидж писали ему оды, начинавшиеся «О светловласый греческий юнец». Само собой, и все девчонки на него кидались, и даже этот старый грезливый жесткосердый моряк и футболист Джек постепенно начал к нему проникаться и проливать из-за него слезы.

Помню, встретил парнягу из виргинского помещичества, так он мне как-то сказал, что у всех этих новоорлеанских мальчишек на сердце написана трагедия. Даже неграм из Нового Орлеана сильно не везет, как показывает удача Рулета-с-Вареньем Мортона (изобрел джаз и умер в нищете), или несчастных белых мальчишек вроде Большого Дылды, но есть ли удача получше, чем у Луи Армстронга?

В общем, старый профессор классики вбегает туда и хочет все разузнать про Клода, который пытается Брамса слушать, Францу приходится тоже вбежать и спасать его, не мытьем так катаньем Клод знакомится с Джонни, и оказывается, что он может буквально (что значит – на самом деле) прятаться у нее на фатере. И когда я возвращаюсь со своей черной кожаной курткой из Нового Орлеана, никакой разницы, он все время все равно спал на тахте с Сесили. Так начинается у нас что-то вроде квартирного клуба.

Он смотрит на меня и говорит: «Ты все время пытаешься писать, но я как на тебя ни посмотрю, ты никак не можешь придумать, о чем писать, похоже, у тебя запор».

Я гляжу на него искоса.

Он приходит через крышу, то есть спускается с крыши по пожарной лестнице, дождливой ночью, а внизу выстрелы и крики. «Что там?»

«Какая-то ошибка, драка в баре, легавые в погоню, я попрыгал через заборы, ты же знаешь, я никому ничего плохого сделать не могу, я слишком мелкий… Теперь посплю. Потом приму душ. У тебя, Дулуоз, беда в том, что ты жестоковыйный мерзкий старый скряга и засранец, кэнак никчемный, надо было тебе жопу отморозить в сердцах Манитобы, где место и тебе, и твоей дурной крови, никчемушный индейский ты мордоплюй».