Волчьи песни - Александр Лапин Страница 46

Через минуту осознают ошибку.

«Старшой» колонны, весьма навеселе, выскочил к начальству. И даже попытался подойти строевым. Но ноги выдали. Заплелись.

Тронулись дальше. Заблудились. Проскочили на скорости поворот на Шали.

Уткнулись наконец в «Ниву», которая приехала их встречать.

Из «Нивы» вышел… знакомое лицо! Вахид Сулбанов! Анатолий профессиональной памятью отметил изменения в его облике. «Весь в хаки, перепоясан пулеметной лентой. И борода. Как положено моджахеду. Такой он более естественный. Не то, что в Москве…»

Но рассусоливать некогда. Все по машинам. И снова дорога. Как качели. Вверх, вниз. Гигантские колеи грязи. Лужи форсируются почти вплавь. Волна идет впереди. И перехлестывает на капот.

Из темноты выстрелы. Автоматные очереди. Кто стреляет? Зачем? Непонятно! Прибавили газку. «Нива» отстает. Теряется.

Подождали.

Лебедь дает команду:

– Вернуться!

«Правильный генерал. Своих не оставляет!» – думает Анатолий, сжимая приклад поставленной между ног винтовки.

К счастью, отставшая машина все-таки всплывает на пригорке.

В Атагах оказались ближе к полуночи. Дом Резвана в селе – это такая признанная всеми сторонами нейтральная территория.

Высоченный забор. Железные ворота. Просторный внутренний двор, в котором есть где встать машинам. Во всем основательность. Видно, что хозяин – бывший директор цементного завода союзного подчинения. Стало быть, на стройке не экономили. И получился дом-крепость с двумя крылами.

Вошли дружно. Большая комната – по-нашему «зал» для переговоров. Делегация расселась там. Охрана села в соседней комнате. Им подали чай, сахар, лепешки.

В комнату «на огонек» заглянул и Сулбанов.

Поздоровались, как старые знакомые.

– Здравствуй, Вахид! – окликнул его Казаков.

Тот удивленно вскинул брови. И узнал:

– Здравствуй, Москва!

Анатолий с интересом, и даже некоторой долей доброжелательности, рассматривает бывшего казахстанского, потом московского, а ныне идейного «нохчу». Рыжего, щетинистого, могучего, воинственного.

– Помнишь наш разговор в офисе? – спросил Анатолий, подразумевая спор о «чеченском бизнесе». – Теперь ты вот здесь… оказался.

– Сейчас каждый порядочный чечен здесь! – с легким вызовом отвечает Сулбанов. – Идет борьба за независимость нашей страны. И мы должны быть здесь.

– Ну-ну! – майор не хочет «дразнить гусей», но говорит это «ну-ну» так скептически, подразумевая: «Если бы вас не выдавили из Москвы, были бы вы здесь. Сомнительно». Но, чтобы продолжить разговор, просто спрашивает:

– У кого служишь?

– Мой командир Масхадов!

– И на что надеетесь?

– А что? Теперь войска ваши выведут. Будет подписан мир. И мы будем жить, как нам нравится. Сами. – И громко, чтобы все слышали, добавляет: – Пришло наше время побеждать!

В общем, Анатолию возразить нечего. Не будет же он распинаться о том, что, если бы не предательство высшего начальства, не воровство, не усталость армии, не пятая колонна в Кремле, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Неохота ему спорить. Он в общем-то согласен, что с войной пора кончать. И этого достаточно.

Впрочем, это не его дело. Его послали охранять переговоры. Он и охраняет. Об остальном пусть думают те, кто затеял эту войну.

Сулбанов ушел проверять посты. А он стал думать о России. Вспоминать разговор с казаками там, у аула Бечик:

«Страна наша расширялась толчками. Сначала было Владимиро-Суздальское княжество. И граница проходила на юге, под Рязанью. Второй рывок. И русские в степях под Воронежем. Дальше двигались уже осознанно. К морю. По рекам к Азову. И на Крым. Так, расширяясь, и оказались перед необходимостью «переварить» Кавказ. Вот и «переваривали» столько лет. А теперь Лебедь приехал. Пусть так! Плевать! Пусть живут как хотят! С Дубравиным поспорили последний раз. Тому надо додавить, добить. Не понимает он, что люди устали. На пределе».

Бегут часы. Перед рассветом подали короткий ужин. Или завтрак. Холодное мясо, лепешки, зелень. Анатолий ест понемногу. Желудок уже не тот, что раньше. Сказывается походная жизнь.

Ширвани Басаев, брат того самого Басаева, террориста номер один, раздает всем пачки сигарет «Ичкерия». Вроде как символ независимости. Вот, мол. Сами производим. Без России.

Первая встреча закончилась неожиданно. Из переговорной вышла вся делегация. За ними чеченцы.

Коротко попрощались. И по машинам.

Идут с включенными фарами. Кто-то бьет по колонне из минометов. Мины провыли, прошелестели и рванули где-то в поле.

Неожиданно вспыхивает луч прожектора. Пошарил по полю. И уперся прямо в лобовое стекло передней машины.

Впереди ударил выстрел. В воздух. Пока.

Охрана выскочила из машины. Заняла позиции. Анатолий присел у крыла, приник к окуляру прицела, чтобы в случае необходимости с ходу погасить прожектор.

Генерал вышел из джипа. И прямо по дороге пошел к палаткам поста. Метров сто.

Пресс-секретарь хотел остановить его. Куда там!

Все напряглись. Ждут. Что будет?

Но и в этот раз обошлось. Узнали своих.

Простояли у блокпоста часа два. Начало светать. Ждали обещанных вертолетов. Но они так и не прилетели.

Продолжили путь по той же раздолбанной дороге. Но только теперь им дали в сопровождение пару боевых машин пехоты.

В самолетике все спали как дети.

Так закончился первый контакт.

* * *

Прошел всего месяц. Теперь они летают в Чечню «как на уик-энд». Вертолетами.

Вот и сегодня две вертушки медленно движутся вдоль протянувшейся внизу высоковольтной линии электропередач, пересекающей проселочные дороги, лесополосы, мелкие ручьи и речушки.

Казаков сидит у круглого иллюминатора и, несмотря на грохот, стоящий в этой «железной колеснице», пытается размышлять. За это время, пока они мотаются туда-сюда, он сначала из любопытства, а потом из проявившегося интереса стал читать книжки по истории Кавказа. По официальной версии получается, что все республики присоединились к России добровольно. Грузия, Армения, Кабарда. Взял Иван Грозный в жены кабардинскую княжну Марию Темрюковну. И все в порядке. А откуда тогда повести Толстого «Кавказский пленник» и «Хаджи-Мурат»? Проза и стихи Лермонтова?

Из кабины пилотов вышел штурман. Стал показывать на пальцах – «будем приземляться».

Охрана изготовилась. Приникла к окнам.

Оттанцевав на трех ногах, вертолет стал на разбитый асфальт перекрестка двух дорог. Они, один за другим, выскакивают из машины, которая еще продолжает крутить лопастями, гнать воздух и гнуть жухлые придорожные травы. Залегли вокруг.