Конец - Давид Монтеагудо Страница 46

— Прекрати, — просит Хинес, и в тоне его слышна скорее мольба, скорее отчаяние, чем протест.

Остальные в смущении опускают глаза, не решаясь взглянуть ни на Уго, ни на Ампаро.

— Ну что, неужели никто так и не скажет, как ее звали? Хотя мне, собственно, без разницы. Исчезла, испарилась. Она ведь не могла убежать, не могла скрыться из виду за такое короткое время… Непонятно только, зачем мы так долго ее искали, ясно же…

— А вдруг она упала, — говорит Ньевес робко, — и козы унесли ее… на своих спинах…

— Да-да! Именно так все и случилось! — ехидно подхватывает Ампаро. — Прям как на родео, правда? Ты хоть бы думала, что несешь!

— Такого не могло быть, Ньевес, — говорит Мария очень мягко. — Мы бы успели заметить и… козы ведь бежали не совсем чтобы спина к спине…

— Знаете что, — вступает в разговор Марибель, глядевшая на лампу широко раскрытыми глазами, — когда мы еще были там, в доме…

— В каком доме?

— В каком-каком! В том, где обедали. Когда мы все вместе вошли в спальню и услышали шум в туалете… Вы все перепугались. А я — нет… У меня мелькнула надежда, я подумала: а вдруг это Рафа, это наверняка Рафа, он шел за нами по пятам, потому что… обиделся, но… но потом остыл, и он… решил подшутить над нами…

Марибель на несколько секунд замолкла. В какой-то миг показалось, что она вот-вот заплачет, во всяком случае, голос ее начинал дрожать каждый раз, когда она произносила имя мужа. Но сейчас, задумчиво понаблюдав за пламенем, она возвращается к прерванной теме, и тон ее меняется, становится холодным и высокомерным, что производит еще более тягостное впечатление.

— Теперь я понимаю, что нет, что только такая круглая дура, как я, могла на что-то надеяться… А вскоре исчезла и она… исчезла эта…

— Кова.

— Да. И тогда я все поняла…

Марибель словно запнулась. Для нее не осталась незамеченной — как и для остальных — резкая перемена, случившаяся с Уго, после того как он услыхал имя своей жены из уст Ибаньеса, который произнес его как бы между прочим, только для того, чтобы освежить шаткую память Марибель. Уго оторвал взгляд от горящей лампы и посмотрел на своих друзей, словно именно в этот миг проснулся, как просыпаются загипнотизированные, когда до них доносится щелчок пальцев гипнотизера.

— Она знала, — говорит Уго, словно подводя итог тому, что мысленно пережевывал в последние часы.

— Что, что она знала? — спрашивает Ибаньес.

— Все.

Уго говорит твердо, с убежденностью, которая выглядит несколько чрезмерной — возможно, из-за лихорадочного блеска в глазах, из-за того, что на лице его при ответе на этот вопрос появилось что-то фанатичное.

— А ты не мог бы… — обращается к нему Мария со всей деликатностью, на какую только способна, — объяснить, что имеешь в виду?

— Что это конец, — выпаливает Уго, — конец всему.

— А почему ты сказал… почему ты сказал, будто она знала?

— От нее самой… Она мне так и заявила: это конец, конец всему, а я не принял ее слов всерьез, — отвечает Уго, начиная фразу пылко, даже взвинченно, а завершая ее всхлипами. — Все можно было бы исправить. Все было бы иначе, если бы я по-настоящему обнял ее, если бы сказал, что прощаю… но я ничего этого не сделал… И теперь… теперь мы имеем то, что имеем…

— Успокойся, Уго, — говорит ему Хинес.

— Одно дело — отношения между мужем и женой и совсем другое… — вставляет Ампаро.

— Нет! Нет никакой разницы! — все больше распаляясь, перебивает ее Уго. — Вы что, не понимаете?.. Она мне сказала: конец всему, слышите? Всему!

— С Рафой произошло то же самое, — подает голос Марибель, сразу притянув к себе все взгляды.

— В каком смысле? — спрашивает Ампаро, приподнимаясь. Теперь она уже не лежит, а сидит.

— Почему вы все на меня так смотрите?.. Вы меня пугаете.

— Погоди, — говорит Мария, — ты хочешь сказать, что Рафа… тебе… сказал то же самое? И он тоже сказал тебе все это? Теми же самыми словами?

— Нет, не теми же, но… он тоже исчез.

— Марибель, — говорит Хинес тоном человека, призывающего собеседника к благоразумию.

— Поначалу я и сама в это не верила. Думала, как и вы все, что он обиделся и ушел… Но Рафа никогда бы так не поступил — никогда не ушел бы, бросив меня одну.

— Но… ты обмолвилась, что… — напоминает Мария, — что в последнее время между вами не все ладилось.

— Ну да, так я сперва и думала. Но сейчас поняла, что была не права. Все ведь время от времени ссорятся. Во всех семьях…

— А почему ты считаешь, что он исчез? — спрашивает Ибаньес. — Ты же спала, разве не так?

— Нет, если честно, не спала. Я не могла заснуть, переживала…

— И ты видела, как он исчез? — допытывается Ибаньес.

— Нет, не видела… Он лежал на соседней койке. Ну потом я повернулась на другой бок, а когда снова посмотрела в ту сторону… его уже не было. И я решила, что он пошел в туалет.

— Ну то есть своими глазами ты этого не видела…

— А может, хватит ее допрашивать? — неожиданно обрушивает свой гнев на Ибаньеса Ампаро. — Разве не ты еще недавно упрекал нас за то, что мы говорим про… ту женщину… А теперь сам бередишь рану! И вообще, в нашей компании, как выясняется, завелись умники — учат нас жить, словно мы дети несмышленые, тогда как они… Я, например, сыта этим по горло.

— Но ведь я только пытаюсь найти хоть какое-то объяснение всему этому безумию. Все это… все это должно иметь какой-то смысл, — отвечает Ибаньес подчеркнуто спокойным тоном. — Я хотел… я хотел обнаружить аналогии между двумя случаями. И только чтобы помочь нам всем, чтобы как-то облегчить наше положение. Если бы мы поняли…

— Конечно-конечно, вот и явился великий альтруист, человек, который мечтает лишь об одном — творить добро… Но лучше бы тебе помалкивать и не соваться со своими поучениями!

— Но… С чего это она?.. Как с цепи сорвалась! — недоумевает Ибаньес, оглядывая товарищей. — Что с ней, а?

— Сперва лучше разберись с собственной жизнью, а уж потом учи жить других, — продолжает Ампаро, и злоба, звучащая в ее голосе, явно не соответствует проступку Ибаньеса, поэтому кажется, что эта атака служит лишь подготовкой к следующей — с куда более конкретными и куда более серьезными обвинениями.

— А тебе и самой лучше было бы сидеть закрыв рот, — обрывает ее Ибаньес ледяным тоном.

Но Ампаро не унимается и подпускает очередную шпильку:

— Когда читаешь проповедь, очень полезно строить ее на примерах, разве ты не знал?

— Да какая муха вас обоих укусила? — не выдерживает Хинес. — Если между вами что-то такое произошло… вряд ли сейчас самый подходящий момент для того…

— Между нами? — удивляется Ибаньес. — Нет, с моей стороны ничего не было.