Дочь полковника - Ричард Олдингтон Страница 46

Отдыхать в «Бунгало Булавайо» у своих родственников Джорджи отправилась по совету Маккола. Алвина и Фред были согласны в том, что доктор был на редкость внимателен, а его отказ прислать счет за свои визиты и вовсе поразил их самым приятным образом. Едва он увидел Джорджи, распростертую на постели с головной (а может быть, и сердечной) болью, как повел себя самым благородным образом. Его доброта не ограничилась каждодневными визитами и двумя подробнейшими осмотрами, исчерпавшими все возможности. Хотя ни он, ни Джорджи ни разу не упомянули Перфлита или прочие мелкие осложнения, она почувствовала, что он понимает, как тяжело приходится девушкам. В ней пробудился восторженный интерес к медицине, включая хирургию, и к полной высокого самопожертвования жизни, на которую добровольно обрекали себя члены этой профессии ради блага человечества. Врачи, говорила Джорджи, похожи на благородных рыцарей: они не только говорят, но делают дело и обращают свое бескорыстное служение не на какие-то суеверия, но на истинное улучшение жизни. (Она взяла почитать номер «Ланцета».)

Маккол обсудил состояние Джорджи с ее родителями, не сухо и профессионально, но с человечной проникновенностью, с доброжелательной проницательностью, столь характерными для сельских врачей.

— Нет, миссис Смизерс, — сказал он, — у Джорджи ничего сколько-нибудь серьезного нет. Я дважды провел исчерпывающее обследование, чтобы окончательно убедиться, и даю вам слово, такой абсолютно здоровой, прекрасно сложенной, с отличной кровью девушки мне еще видеть не приходилось.

— Рад слышать, — объявил полковник. — Терпеть не могу болезненных женщин. Истинное наказание.

Алвина одарила его надменно-подозрительным взглядом, а затем с дружеской теплотой осведомилась у Маккола:

— Но в таком случае, что вы все-таки у нее нашли, доктор?

Маккол кашлянул и заговорил медленно, тщательно выбирая слова:

— Она вполне здорова, то есть в физическом смысле. Но психологически… да, именно психологически не все обстоит идеально. Полковник, которому приходилось нести ответственность за многих подчиненных, поймет, что я имею в виду. Вся суть в моральном состоянии, полковник, а?

— Да-да, — важно подтвердил полковник, хотя совершенно не понимал, о чем говорит Маккол. — Моральное состояние, вот именно, моральное состояние.

— Поэтому, — продолжал Маккол, — ни в лекарствах, ни в других видах лечения ни малейшей нужды нет, а, полковник?

— Ни малейшей, конечно, конечно, — сказал полковник. — Моральное состояние, да, моральное состояние!

— Но что же нам делать? — спросила Алвина.

— В определенном смысле вы вообще ничего сделать не можете, — сказал Маккол. — По-моему… э… по-моему, она перенесла какое-то душевное потрясение…

«Каррингтон!» — подумал полковник; «Это животное, кузен!» — подумала Алвина.

— Но главное, — продолжал Маккол, — как бы это выразить? Ей необходим какой-нибудь интерес в жизни, занятие, развлечения. Как справедливо выразился полковник, суть в моральном состоянии. Я бы рекомендовал ей поехать куда-нибудь отдохнуть, переменить обстановку — так, недельки на две, а потом, когда она вернется домой, я буду катать ее на моем автомобиле, чтобы у нее было иногда какое-то отвлечение.

И Алвина, и полковник рассыпались в благодарностях прямо-таки слащавых — доктор вновь решительно отказался прислать счет — и визит к Эмпсом-Кортни был решен тут же на месте. Спрашивать мнения Джорджи нужды не было: мамочка, если не папочка, лучше знает, что ей полезно. Маккол ответил Перфлиту весьма кратко:

«Уайт-Уиллоу, Клив.

Дорогой Перфлит,

благодарю за письмо. Барышня, о которой вы упомянули, теперь поручена моим профессиональным заботам. По моему мнению, она перенесла большое потрясение и оправится от него еще не скоро. По моему мнению, во всех отношениях вам в ближайшее время возвращаться не стоит. Я сообщу вам, когда, по моему мнению, все уладится.

Искренне ваш

Малкольм Маккол».

Мистер Перфлит ответил шаловливой телеграммой (без подписи).

«ВАЛЯЙТЕ ЖЕЛАЮ УДАЧИ»

Джорджи, собственно, «Бунгало Булавайо» не так уж и манило, но, с другой стороны, уехать из Клива она была рада. Альвина очень за нее тревожилась: в последнюю неделю перед отъездом Джорджи дважды спускалась к завтраку какая-то бледная, осунувшаяся, с темными кругами под глазами. Алвина чувствовала, что девочка страдает из-за отсутствия развлечений, и приглашала к чаю кого только могла. Как тяжело, что Джорджи ничуть ей не благодарна, думала она и даже сетовала на это вслух.