Псы войны - Роберт Стоун Страница 46

Он насыпал ей еще немного.

— Давай. Нюхни еще.

Она вдохнула еще дозу и, выпрямившись, замерла; из-под сомкнутых век бежали слезы. Потом медленно наклонилась и опустила голову на стол. Хикс отодвинул подальше телефонный справочник.

Через несколько минут она вновь выпрямилась и посмотрела на него. На ее лице появилась улыбка. Она обняла его за талию; слезы и мокрый нос оставили влажное пятно на его рубашке. Он наклонился к ней, она положила голову ему на плечо. Она тихо всхлипывала, освобождаясь от напряжения.

— Лучше, чем неделя на природе, правда?

Держась за него, она встала, и он довел ее до кровати.

Она легла поперек, выгнув спину и широко раскинув руки и ноги.

— Куда лучше, чем неделя на природе, — сказала она. И засмеялась. — Не то что дилаудид. Прекрасно.

Она перекатилась на живот и обхватила руками плечи.

— Бьет прямо в голову! — Она сложила пальцы в виде пистолета и приставила к виску. — Прямо в голову.

Он подсел к ней на кровать. Ее кожа вновь была горячей, тело — влекущим и податливым. Глаза снова ожили и сверкали огнем. Хикс был поражен. И счастлив.

— Такое чудное ощущение. Ты как будто на седьмом небе. Невероятно.

— Некоторым это заменяет секс.

— Но это просто свински здорово, — счастливым голосом сказала Мардж.

Хикс коснулся ее груди:

— «Прогулка с королем». «Великий Г.». «Если Бог и создал что получше, он тебе не раскроет секрет» [64]. Я знаю все эти песни, дорогая.

Мардж села в кровати, с изумлением глядя на небо за окном, синее, красивое, как на открытке с морским пейзажем.

— Я понимаю, что происходит. У тебя или есть доза, или нет. Если есть — все о’кей, если нет — все погано. Да или нет. Кайфуешь или подыхаешь. Балдеж или ломка.

— Напиши об этом поэму, — сказал Хикс.

Она встала с кровати и подошла к столу. Обернулась и взглянула озорно:

— Пожалуйста, сэр, можно еще чуточку?

Он показал широким жестом: можно.

Она отделила немного от порошка на листе бумаги.

— Только удовольствия ради, — сказала она. — Чисто в развлекательных целях.

Он прикинул размер горки, а она уже приложилась и взвыла.

— Он сам себе поэма, — сказала она, когда героин подействовал. — Очень содержательная, утонченная поэма.

— Он ничем не отличается от всего остального, — отозвался Хикс.

Она нашла за вещмешком его пачку сигарет и закурила. До этого он ни разу не видел ее с сигаретой. Она долго стояла у окна, глядя на берег. Хикс смотрел на нее, и ему хотелось, чтобы она продолжала говорить с ним, но она молчала, улыбаясь и пуская дым в широкое окно.

— Помнишь ночь, когда мы выгнали тех хиппарей? А потом занимались любовью. Помнишь?

Она повернулась к нему, улыбаясь надменной, отсутствующей улыбкой, и чувство одиночества — снова — пронзило ему душу.

— Я помню все. Помню абсолютно ясно. С того момента, как ты пришел ко мне. — Ее рука, державшаяся за подоконник, соскользнула, и Мардж едва не потеряла равновесие. — Помню каждое движение. Каждую каплю пота. Каждое содрогание. Верь мне.

— А что остается, — сказал Хикс. — Придется поверить.

— Я крошка-малютка, — сказала Мардж, — сплошной первичный процесс [65]. Живу познанной жизнью [66]. Ничего не упускаю, до самой распоследней мелочи.

Он встал и подошел к столу, где на лос-анджелесском телефонном справочнике лежал лист бумаги с остатком порошка.

— Ты удачно подвернулась. Где ты раньше была?

— Укрепляла семейные отношения. Вот где я была.

Трубочка, которой пользовалась Мардж, намокла. Он скатал новую.

— Ты имеешь в виду своего муженька? С ним укрепляла отношения?

Мардж опустилась на пол под окном.

— Не трогай моего мужа, — сказала она. — Он человек тонкой души. Этот муравейник лучше не ворошить.

Хикс втянул ноздрей порошок и отчаянно замотал головой.

— В следующий раз, когда он назовет меня психопатом, я ему это расскажу.

Он сел, ожидая, когда подействует наркотик, но сразу вскочил и ринулся в ванную, где его вывернуло остатками бурбона. Когда тошнота отступила, он почистил зубы.

Вернувшись в спальню, он решил, что приход наступил-таки. Комната стала приятной взору, свет смягчился, ноги — как ватные. Он включил телевизор, но не смог толком настроить изображение. По экрану бегали славные цветные полосы, и он какое-то время полюбовался ими, потом выключил телевизор.

— Ты подумал, что я совсем от тебя улетела? — спросила Мардж. — Поэтому тоже улетел?

Хикс пожал плечами:

— Просто по старой привычке.

Он прилег рядом с ней и смотрел на столбы света, бьющего в окно, и кружащиеся в них пылинки.

— Как легко! — сказал он, глупо смеясь. — Как хорошо.

— Отлично, правда? — сказала Мардж. — Я имею в виду — высший сорт.

— Мне так и сказали. — Он положил голову на подушки и вдохнул всей грудью. — Совсем другое дело, это тебе не колеса.

Мардж с благоговением смотрела в потолок.

— Колеса меня чуть совсем не доконали, — сказала она. — Вечные спазмы. Из носу текло не переставая. Мне было по-настоящему плохо.

— Может, тебе все только чудилось.

— Нет, не все.

Он придвинулся ближе и положил руку ей под шею:

— Какая ты все же дуреха! Не слишком-то восторгайся. Такое состояние не навсегда. Это не то, что тебе нужно.

— Как знать, — сказала она. — Так проще, чем жить реальностью.

— Ну-ну. — Он закрыл глаза и рассмеялся. — Ничуть не проще всего остального. Это тоже реальность. Жизнь.

— Где воды не иссякают, — прибавила Мардж.

— Воды?

— Не иссякают воды, — сказала Мардж. — Это такой польский тост. То есть «жизнь не кончается».

— Господи! — тихонько засмеялся Хикс. Он перевернулся на живот и сложил руки у нее между грудей. — Это стихи [67], подружка. Я читал их. Это стихи.