Землетрясение в отдельно взятом дворе - Марианна Гончарова Страница 46

Прекрасный учитель Тузик преподавал в Линкином классе историю искусств. Прекрасный. Умный. Линка и ее подружки говорят, что он даже очень красивый — высокий, худощавый, длинноволосый. Трогательный, с нежным мечтательным лицом и прекрасными узкими руками. Вроде он из Минска или из Бреста сюда переехал. Словом, из Белоруссии. Этот Тузик был идеальный субъект для опытов где-нибудь в научно-исследовательской лаборатории бехтеревских адептов. Мужчина-букет. Букет комплексов. Это все вначале так думали. Ну, учителя, они ведь вообще лучше всех все знают. Даже то, чего вообще не знают.

А звали учителя именно Тузик Сергей Владимирович. Это фамилия такая белорусская, Тузик. Означает каблук.

Его, Тузика, понимала и любила очень только моя дочка Лина. И еще — жалела. Потому что он, Тузик, удивительно был одаренный. Кто-то говорил, что чуть-чуть альтернативно, ну так что ж… Где-то Бог дал, а где-то и не хватило. Так что он был безумно талантлив. Безумно — именно то слово здесь, да. Он рисовал, печально склонив на клочком бумаги свое отрешенное прозрачное лицо, одной сплошной линией, не отрывая грифель карандаша от листа. За пару секунд — лицо, за минуту — городской пейзаж. А уж как он рисовал воду! Так, что слышно было, как журчит ручей или шумит водопад. А птиц! Разных птиц рисовал — это просто невозможно описать! Как китайские мудрецы о своих великих художниках говорили: если они рисовали птицу, а последним штрихом прорисовывали глаз — птица взлетала. Поэтому Тузик рисовал птиц не то чтобы безглазых, он глаза там подразумевал, и каждый, кто смотрел, видел их, но на самом деле их там не было. Вот такие чудеса.

Но когда Тузик вел урок, это была катастрофа — он бормотал себе под нос, стеснялся, елозил ногами и пачкался мелом — извозякается весь, из класса выходит, как отработавший смену маляр. И оглядывает себя всего растерянно и сокрушается: «Ой, опять испачкался, папа меня накажет…»

И Линочка моя, правильная добрая девочка, помогала ему костюм почистить. И странно, говорит Линка, он ведь ну одну-две даты на доске за весь урок запишет или там фамилию художника или композитора… А от смущения цапнет кусочек мела и мусолит его, мусолит весь урок. Дырки в нем ногтиком колупает, крошит, ко рту подносит в задумчивости, откусывает от него — ужас.

А недавно мальчишки в классе разошлись, стали хулиганить и на уроке истории искусств оплевали Тузика Сергея Владимировича из трубочек ворованным из кабинета труда бисером. И Тузик заплакал. И даже очень громко заплакал и выбежал из класса. И прижался лбом к окну в коридоре. А следом выбежала добрая Линка, подошла осторожно и положила ему руку на плечо: «Сергей Владимирович, вы не расстраивайтесь…» А Тузик обиженно дернул плечом, сбросив Линкину руку, и как рванет по коридору подальше, в холл, к входной двери — и убежал домой. А за ним побежали Лина и ее подружка Маша, и ее подружка Ксюшка, и две Алинки побежали следом, потащили его пальто, шапку, шарф и портфелик старый, виды видавший.