Психодел - Андрей Рубанов Страница 46

– Через год, – сказала Мила. – Это «скоро», да?

– Неважно. Есть порядок. Через год – значит, через год.

– О боже! Зачем ждать год, если есть возможность забрать всё через неделю?

– Затем, что такой порядок.

– Слушай, Мудвин, не говори мне про порядок. Тоже мне, фанат порядка! Это, что ли, твой порядок?

И она обвела руками комнату, заваленную книгами, боксерскими перчатками, компакт-дисками, гантелями и пустыми бутылками из-под минеральной воды.

– Да, бардак, – возразил Мудвин, улыбаясь. – Живу один, женщины нет. Порядок наводить некому.

– О боже! – воскликнула Мила. – При чем тут опять женщины? Почему у вас всё время женщины виноваты? Дураки вы, дураки. Никто никогда к вам не придет и не наведет никакого порядка.

– Женщины не виноваты, – сказал Мудвин. – И мужчины тоже не виноваты. Никто не виноват. Особенно не виноват Боряка. Ехать в отделение, совать деньги, заходить в камеру, бить морду какому-то дураку... Так нельзя. Вора накажет государство. Уже наказало. Поймало и посадило в клетку.

– Ага, – сказала Мила. – Государство. Отлично. И это говорит человек, посвятивший жизнь мордобою! Если вы не доверяете государству, – она нагнулась, взяла с дивана деревянную доску с перпендикулярно торчащей ручкой, взмахнула ею и чуть не сбила со стола бутылку, – зачем вам тогда ваши мышцы, ваше каратэ? Зачем вот эта штука?

– Это не штука, – улыбнулся Мудвин. – Это тонфа. Положи на место. Давай я тебе лучше чаю налью.

– Водки, – велела Мила.

– Водку наливаю только с разрешения Боряки.

– Разрешаю, – сразу среагировал Борис.

– О боже, – сказала Мила. – Идите вы к черту, оба.

После хорошего вина водка показалась ей отравой. Но в этой квартирке, с окнами без штор, с видом на капотненский нефтеперерабатывающий завод, где по стенам были развешаны мечи, кинжалы, метательные звезды, старые плакаты с Чаком Норрисом, была уместна только водка.

– Ты, Люда, главное, не нервничай, – сказал Мудвин. – Ты неправильно сказала. Я занимался не мордобоем, а искусством поединка. Искусством, понимаешь? А он, – Мудвин обнял Бориса за шею, – занимался спортом. «Банку» качал. Не чтоб перед девочками позировать, а просто ему по кайфу было – вот и качал. И государство тут ни при чем. У него своя жизнь, у нас – своя. Лично я не ищу у него защиты... – Мудвин повернулся к Борису. – Ты ищешь?

– Нет, – ответил Борис.

– Вот, – Мудвин кивнул. – Он тоже не ищет. Государство большое, бестолковое, оно еле-еле само себя держит. Нашли менты вора – спасибо, молодцы, уважаю. Не нашли – ладно, никаких претензий. Пусть лучше террористов ловят и педофилов, от них проблем больше. А воры есть воры, они всегда были и будут... Мы взрослые дяденьки, мы сами себя защитим. А государство пусть защищает слабых и старых. Понимаешь?

– Нет, – сказала Мила. – Но к черту всё это. Сколько вы уже выпили?

Мудвин заглянул под стол.

– Три.

– Празднуете, да?

– Имеем право, – веско сказал Борис. – Мужской день. Тем более, мы мужчины не простые. А брошенные.

Мила усмехнулась и положила на стол две коробки.

– Эх вы, брошенные. Вот вам. От меня. Чтоб не думали, что я забыла про мужской праздник...

Борис открыл коробку, вздохнул.

– Перчатки, – сказал он. – Спасибо, любимая.

– И у меня, – сказал Мудвин. – Но твои лучше. У меня простые, а у тебя лайковые.

Борис поднял глаза на Милу.

– Может, помиримся тогда, раз такое дело?

– Помиримся? – весело переспросила Мила. – А мы разве ругались? Мы просто разъехались и всё.

– Тогда, может, съедемся?

– Не переживай, – вежливо сказала Мила. – Съедемся.

– Правильно, – сказал Мудвин, жуя кусок колбасы. – Только не спешите. Лучше пожить отдельно и соскучиться как следует. Потом как съедетесь, как наброситесь друг на друга, со страстью дикой – круто будет!

– А если не съедемся? – спросила Мила.

Мудвин подумал. Вздохнул.

– Тогда, – сказал он, – я на тебе женюсь.

– Правильно, – похвалил Борис. – В эту женщину слишком много вложено. Ее нельзя выпускать за пределы нашего узкого круга. Либо я, либо ты. Других не подпустим. Сожрем с потрохами. Женись на ней, чувак. Пусть она будет Брянцева.

– Лучше ты, – сказал Мудвин. – Пусть она будет Локтева. Из меня муж никакой. Денег нет, башка отбита, кости переломаны.

– У меня хуже, – сказал Борис. – Я вообще... ну, как бы... банкрот. Более того, дурак дураком. Так что извини, Лю! Мы не будем на тебе жениться. Ты не будешь ни Локтева, ни Брянцева, ничья. Богданова. С нами свяжешься – всю жизнь плакать будешь. Ты правильно сказала: внешне мы мощные ребята, настоящие животные, у нас черные пояса, бицуха, тачки навороченные, но внутри – обычные балбесы.

– Особенно я, – сказал Мудвин.

– Нет, – возразил Борис. – Ты в норме, Брянцев. Ты в норме. А вот я – реальный, конченый балбес.

– Ничего подобного, чувак! – воскликнул Мудвин. – Ты по сравнению со мной – гений порядка. Железная воля! Полные карманы! Море достоинства и внутренней, не побоюсь этого слова, культуры. А я – настоящий придурок, стопроцентный. Ты, Лю, нас не слушай, мы о своем...

– Почему же, – сказала Мила. – Продолжайте. Мне очень интересно.

– Ну, тогда побудь с нами, женщина, – разрешил Борис. – Скрась застолье сиянием своей... своего...

– Обаяния, – подсказал Мудвин.

– Да! Обаяния. Именно! Чувак, ты опять нашел нужные слова. Хочешь, я расскажу тебе про нее?

– Не надо.

Борис покачал указательным пальцем.

– Нет. Надо. Только слушай внимательно. Однажды, когда я еще выжимал сто тридцать кило и ежедневно развивал двести сорок километров в час, эта девушка... Я любил ее тогда... Я и сейчас ее люблю, кстати... Короче говоря, эта девушка прогуливалась со мной по городу. Пешком. Перед этим я повредил колено в зале и еще в гараже надышался газом и угорел и в тот день... ну, как бы... вообще никуда не хотел, тем более пешком... Но она сказала: «Хочу погулять пешком», и мы пошли пешком... И вот она мне говорит: чего так медленно идешь? Пойдем быстрее. Вот у меня до тебя, говорит она, был нефтяник, он не ходил, а бегал, очень быстрый был паренек... Потом присели в каком-то местечке, выпили кофе, я заплатил, стал ждать официантку со сдачей, а она говорит: а вот нефтяник никогда ждачу не сдал... – Борис напрягся. – В смысле, сдачу. Не сдал. Не ждал... Ждачу... Сдачу, в смысле. Ну, я не выдержал и говорю: а чего ты мне про этого нефтяника каждые пять минут заряжаешь? Где он теперь, твой нефтяник? Не знаю, отвечает моя девушка. Последний раз, когда мы виделись, он лежал в луже крови, с пробитой головой. И кто же, спрашиваю я, пробил ему голову? Я, отвечает моя девушка. Послушай, говорю я тогда, любовь моя! Не хочу, типа, показаться грубым, но, может быть, я не всё про тебя знаю? Она тогда засмеялась и сказала: конечно, не всё, милый! И ты никогда всё про меня не узнаешь. Я, сам понимаешь, удивлен и даже озадачен, я говорю: а если я на тебе, ну, как бы, это... женюсь? А? Тогда узнаю? И она отвечает мне: а ты попробуй! Понял, чувак?