Американская мечта - Норман Мейлер Страница 46
Американская мечта - Норман Мейлер читать онлайн бесплатно
Но затем, как ребенок, я сказал себе: «Дьявол летать не умеет». Эти розы, омытые морскою волною, этот ангел, скользнувший сюда…
– Как ты думаешь, ты забеременела сегодня?
– Думаю, да.
Ничто в комнате не шелохнулось. Если она солгала мне, значит, мне суждено умереть слепцом, или же она само исчадие ада. Мгновенья бежали за мгновеньями. Я вновь чувствовал нежность.
– Мальчик или девочка?
– Знаете, мистер, – сказала она, – я вам так скажу: или мальчик, или девочка.
Но нам предстояли операции, без которых невозможно обойтись. Я обладал практичным дикарством любовника.
– Давай-ка выкладывай до конца, – сказал я.
– Но я уже выложила.
– Не все.
Я видел, как в ее душе поднимается некая буря, со вспышками той загорелой чувственной гордости, с которой она пела свои песенки прошлой ночью. Но возобладала кротость.
– Ладно, – сказала она.
– Это не первая беременность?
– Нет.
– От Келли?
– Да.
– Что случилось с ребенком?
– Я его не оставила.
– А еще?
Она промолчала.
– От Шаго Мартина?
– Да.
– И побоялась оставить?
– Шаго побоялся.
– Когда это было?
– Три месяца назад. – Она кивнула. – Три месяца назад. А на прошлой неделе я с ним порвала.
Однажды, под ливнем, я наблюдал, как рождается ручей. Вода текла со всех сторон и собиралась в ямку размером не больше листа. Ямка заполнилась, и образовался ручеек. Он побежал вниз по склону холма между участками травы и сорняков, завернул в сторону, побежал в ущелье и влился в маленькую речку. Он не знал, что сам не был рекой. Вот так же слезы хлынули сейчас по щекам Шерри. Они собрались в какой-то ямке горя, в какой-то горькой полости, поднялись к глазам, хлынули по щекам, упали на обнаженную грудь, упали на бедра и в пах – чайная ложка десятилетней печали.
– Прости, – сказала она и принялась рыдать в голос, – я думала, что у меня никогда не будет детей. Доктор, которого послал ко мне Келли, намекнул, что что-то у меня не в порядке, и я никогда не пыталась выяснить, в чем дело. Я просто все эти годы не залетала. А с Шаго залетела. И он взбесился. Он сказал, что я белая ведьма, – а ведь мы прожили с ним так долго.
– А тебе самой не хотелось его оставить?
– Я не решалась. И потом, знаешь ли, я изменяла ему.
– С Тони?
– Да.
– Чего ради?
– По привычке, наверное.
– По привычке, так твою мать. А почему с Тони? Что в нем такого?
Она покачала головой. Казалось, она испытывает физическую боль.
– В Тони есть нечто привлекательное. Можешь мне поверить.
– С какой стати?
– Я так мучилась. Шаго бывал чудовищно жесток.
И это решило все. Она опустила голову на стол и предалась своему горю. Я погладил ее по волосам. Прекрасные, наверно, были когда-то волосы, но визиты в парикмахерскую несколько огрубили их шелк. Пока она рыдала, я слышал эхо маленьких недоговорок нашей беседы, каждой паузы в ее рассказе. «Господи Боже мой», – сказала она наконец, подняла голову и попробовала улыбнуться. У нее был расслабленный вид, какой бывает после секса или после пережитого горя и крайнего физического истощения.
– Дай мне сигарету, – сказала она.
И я протянул ей сигарету, предварительно раскурив ее.
– А как насчет меня? – спросил я. Было явным ребячеством ожидать ответа в такой ситуации. – Удалось ли мне зацеловать раскрытую рану? Тебе было хорошо?
– Не больно-то распинайся.
– Но мне надо знать.
– С тобой у меня что-то произошло.
– А что именно?
Она покачала головой.
– Зачем ты настаиваешь? Накличешь несчастье. Ну, раз уж ты настаиваешь. Видишь ли, Стив, это произошло именно с тобой. С тобой у меня был оргазм. Никогда раньше такого не случалось. Ну и будь доволен. – Но в ее словах проскальзывала тень какой-то печали, как будто я был не тем человеком, а квартира эта не тем самым местом, с кем и где это должно было произойти.
– А что ты имеешь в виду, говоря «никогда»? – Мне очень хотелось, чтобы она повторила.
– Никогда раньше. Любым другим способом, да. Но никогда, Стивен, пока мужчина был во мне там, где ему положено быть.
– Все эти годы?
– Да.
– Господь всемогущий!
– Клянусь.
– Прикажешь поверить?
– Да уж изволь поверить. Потому что у меня всегда было чувство: стоит этому со мной случиться, и я скоро умру. Я знаю, что это странно и глупо, но боялась я именно этого.
– А теперь не боишься?
– Не знаю, боюсь или нет, или чего боюсь. Я только знаю, что счастлива. Ну и прекрати, а то все опошлишь.
Раздался короткий резкий стук в дверь. Часовые нас все-таки не предупредили. Стук, отбивающий легкий искусный ритм. Шерри взглянула на меня, и лицо ее окаменело.
– Это Шаго, – сказала она.
Ключ повернулся в одном замке, потом во втором. Дверь распахнулась. Элегантный негр с кожей черной, как ночь, вырос в проеме. Он поглядел на меня и на халат, в который я был одет.
– Ладно, – сказал он, – оденься. Оденься и проваливай.
Я видел Шаго Мартина в заключительных кадрах фильма о джазовых музыкантах и его фотографию на конвертах пластинок – красивое лицо, тонкое и надменное, почти маска. Я даже потащился однажды следом за Деборой в «Латинский квартал» (или это была «Копакабана»), довольно необычное для нее времяпрепровождение, потому что она всегда заявляла, что нет ничего скучнее, чем большие ночные клубы, но в тот вечер пел Мартин, и Дебора с друзьями решили его послушать.
– Он самый привлекательный мужчина во всей Америке, – сказала она мне, увидев его на сцене.
– Что ты понимаешь под «самым привлекательным»? – спросил я. В тот вечер я изо всех сил старался походить на молодого банкира из Бостона, выпускника Гарварда.
– Шаго, – сказала Дебора, – провел юность в одной из самых скверных гарлемских банд. Думаю, ты заметил это по его походке. Есть в нем что-то независимое, что-то на редкость приятное.
– Поет он, во всяком случае, громко.
– Ладно, – сказала Дебора, – может, кой для кого и громко, но здесь есть люди, которые в состоянии услышать то, что он хочет сказать.
Было несколько предметов, в которых стервозность Деборы проявлялась с особенной наглядностью, музыка была одним из них: к тому же ей медведь на ухо наступил. Я для себя уже давно решил, что Шаго самый талантливый певец в Америке. Дебора с ее друзьями обратили на него внимание гораздо позже. Они и раньше высказывали свое восхищение им, слишком уж многие знатоки уверяли, что он великолепен, но никогда еще они не относились к нему столь благоговейно; а теперь рулетка моды остановилась на двойном зеро: и выиграл Шаго. Их очаровывало и то, что он равнодушен к своей популярности или, во всяком случае, равнодушен к популярности того сорта, которая вознесла его на гребень волны в тот сезон в Нью-Йорке. В те дни он пел только в «Копакабане» или в «Латинском квартале» – в прежние времена это погубило бы его репутацию, но сейчас, когда выяснилось, что его невозможно пригласить или завлечь на званые вечера, эти еженедельники светской жизни, стремление каждого организовать такой вечер приобрело масштабы пограничной войны. Дебора и я приехали сюда, потому что ей удалось получить от него по телефону обещание поговорить с нею после одиннадцатичасового выхода: Дебора надеялась выудить у него согласие на участие в благотворительном вечере, который должен был состояться через месяц. Но Шаго, закончив последний выход, не стал дожидаться ее в своей уборной, его гример передал ей записку: «Жаль, дорогуша, но мне от этой благотворительной дресни блевать охота». «О Господи, – сказала Дебора, – „дресни“. Небось, не знает, через какую букву „говно“ пишется». Однако она не на шутку разозлилась. Мир приобрел для нее более четкие очертания. В ответ на подобное оскорбление она перешла в контратаку. Не знаю, скольких звонков ей это стоило, или скольких состроенных глазок, или сколько еще чего плюс вопросы: «Неужели он тебе на самом деле нравится?», но в вечер благотворительного бала никто из известных мне его устроительниц уже не горевал по Шаго. Таковым было Деборино чувство юмора, отдающее старой бронзой.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments