Прости меня, Леонард Пикок - Мэтью Квик Страница 45

– Леонард, у тебя что, в руке пистолет? – спрашивает герр Силверман, и его голос звучит не так твердо, как обычно, – типа, возможно, он немного психует, но не хочет этого показать.

– Нацистский «Вальтер P-38», – твердо говорю я.

– Военный трофей твоего дедушки, да?

Я киваю.

Он все еще в нескольких футах от меня, но я чувствую себя словно припертым к стенке и поэтому осторожно пячусь.

– Ты не хочешь отдать его мне? – Герр Силверман идет ко мне с протянутой рукой.

Теперь я точно могу сказать, что он здорово психует, поскольку у него дрожит рука, хотя он и старается это скрыть.

– А вас в пединституте учили, как обращаться с вооруженным учеником? – спрашиваю я, чтобы разрядить обстановку. – У вас были лекции по этому делу?

– Нет, конечно, не учили, и однозначно никаких таких лекций, – отвечает он. – Хотя, возможно, это и следовало сделать. Он заряжен?

– Ага. И снят с предохранителя, – отвечаю я и слышу, как звенит мой голос.

Герр Силверман опускает руку и явно напрягается.

Я и сам толком не понимаю, почему разговариваю с герром Силверманом подобным тоном.

Я хочу сказать, он ведь пришел спасти меня – верно?

Я позвонил ему, так как хотел, чтобы он приехал.

Но, похоже, я ничего не могу с собой поделать.

Похоже, у меня настолько, блин, съехала крыша, что я не способен быть милым и благодарным.

– Просто отдай мне пистолет, и все будет хорошо.

– Нет, не будет. Это чертовы враки! Вот вы, герр Силверман, не врете. Вы лучше, чем другие. Вы единственный взрослый, которому я реально доверяю и которого уважаю. Поэтому скажите мне что-нибудь другое, о’кей? Попытайтесь еще раз.

– Ладно. Ты писал письма от людей из будущего? – спрашивает герр Силверман.

Его вопрос вроде как сбивает меня с толку и будит сильные чувства, которые я сейчас вовсе не желаю испытывать.

– Да-да, писал! – уже практически ору я.

– И что они тебе сообщили? Что сказали?

– Они сказали, что приближается ядерный холокост. Мир будущего окажется под водой, как и предсказывал Эл Гор. Люди убивают друг друга за оставшиеся клочки суши. Миллионы умерли.

– Очень интересно, но я уверен, они сказали тебе кое-что еще, потому что только мрак и смерть – это не для тебя, Леонард. Ведь я столько раз видел свет в твоих глазах! А что еще они сообщили?

И от слов герра Силвермана насчет света в моих глазах у меня еще сильнее сжимается горло и мои глаза начинают чувствовать свет.

– Какое, на хрен, это имеет значение?! Ведь таких людей не существует.

– Нет, Леонард. Они существуют, – говорит герр Силверман и осторожно делает еще один шаг в мою сторону. – Действительно существуют. Если ты по-настоящему веришь и если стараешься держаться. Ладно, возможно, тебе не удастся найти именно данных конкретных людей, но рано или поздно у тебя появятся друзья. И ты обнаружишь, что окружающие любят тебя.

– С чего вы взяли? Откуда такая уверенность?

– Потому что в твоем возрасте я тоже писал себе письма из будущего и они мне тогда здорово помогли.

– А вам потом удалось встретить тех воображаемых людей?

– Удалось.

Его слова вроде как застают меня врасплох, и внезапно я чувствую, что мне реально любопытно узнать о жизни герра Силвермана.

Кто эти люди, которым он писал?

– А как вам удалось их найти?

– Письма позволили мне понять, кто я есть и чего хочу. И как только я это понял, то послал четкий сигнал окружающим, чтобы дать им возможность адекватно на меня реагировать.

Я обдумываю его слова и говорю:

– В будущем я живу на маяке с женой, дочкой и тестем. Каждую ночь мы направляем вдаль мощный луч света, пусть даже никто его и не видит.

– Как прекрасно! – радуется герр Силверман. – Теперь понимаешь?

Ничего я не понимаю, а поэтому отвечаю:

– От писем у меня только еще больше едет крыша.

– Почему?

– Я начинаю понимать, что прямо сейчас хочу жить в том выдуманном мире: мысли об обновленном мире из моих писем еще больше усиливают мое желание покинуть этот мир. Вот потому-то я, наверное, и стою здесь с пушкой в руках.

Герр Силверманн едва заметно моргает, и я это вижу. Затем он говорит:

– А у тебя никогда не возникало такого чувства, будто ты посылаешь луч света, просто его никто не видит?

Я смотрю на отражающиеся в воде огни небоскребов и думаю о том, что они всегда здесь – каждую ночь, – независимо от того, смотрят ли на них люди или нет.

И чаще всего люди не смотрят.

И неважно, что я делаю.

Действительно неважно.

Герр Силверман подходит поближе, но я больше не пячусь. Он снимает куртку, зажимает ее между коленей и начинает засучивать правый рукав, отчего у меня снова начинает жутко биться сердце, потому что уже давно я хотел узнать, что он, черт возьми, скрывает под длинным рукавом.

Он закатывает рукав до локтя, а затем, пользуясь мобильником, как фонариком, показывает мне запястье:

– Вот, посмотри.

Я не вижу ни шрамов, ни следов от уколов, ни зарослей волос, ни следов от ожога или типа того.

Просто вытатуированный розовый треугольник – такими нацисты в концлагерях обычно отмечали гомосексуалистов; я точно знаю, потому что герр Силверман рассказывал нам о концлагерях на своих уроках.