Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак Страница 45

С соседом они разговаривали частенько. Начали с рассказов друг другу о себе. Оба вынужденно жили в сладостных иллюзиях прошлого, скованные кандалами избирательной памяти.

– Зачем это ты скалишься в зеркальце? – полюбопытствовал как-то сосед.

– Да хочу быстрее очухаться, выйти отсюда… – как-то несуразно объяснил он и поспешно добавил: – Физиономию готовлю к офисной жизни.

– Э-э, – протянул Олег Олегович с тягостным вздохом, – зря переживаешь. Ты молодой, здоровый, сильный. Скоро твои кости срастутся, и будешь прыгать, как заяц.

Затем глубоко и тяжело вздохнул.

– А мне вот выходить некуда… У меня только одна дорога… Никогда я не думал, что буду ждать смерти, как избавления…

От этих слов тиски боли сдавили сердце Лантарова.

– Ну как можно такое говорить и думать?! Ведь… ведь… ведь вы можете разговаривать, видеть, слышать. Вы можете общаться…

– Да глупости это. Кому нужно мое общение? И кому сам я нужен? – оборвал он неуверенные аргументы Лантарова. – Запомни, ты всем нужен только тогда, когда ты здоровый и сильный… А моя жизнь закончилась девять месяцев тому… Я вообще удивляюсь, как это я тут девять месяцев протянул… Если б кто уколол что-то путное, чтобы я мог заснуть и не проснуться, это было бы мое последнее счастье. В шестьдесят восемь лет уже не начинают жизнь сначала…

Странно, думал Лантаров, а ведь он правду говорит, этот Олег Олегович. Но почему это так неприятно? Почему Шура вселял надежду, от этого же веет могильным холодом? Он вспомнил, как легко говорил о смерти Шура: «Друг мой, отпечаток смерти лежит на всем. Родившись, мы уже движемся к смерти. Ну и что? Именно знание о своей будущей смерти учит нас по-настоящему жить и любить, искать истину и создавать нечто более важное, чем материальные блага». В Шурином отношении к смерти не было фатализма и трагедии. Напротив, смертью он вызывал из недр души любовь.

– А у вас есть жена, дети?

Сосед опять глубоко вздохнул.

– Были. Жена умерла шесть лет назад от рака груди. А сын уже три года, как в Канаде. Программисты там, знаешь ли, нужны…

Лантаров почувствовал, что о сыне он сказал с нескрываемой гордостью. А о жене – с горечью. Но Лантаров догадался: то была не боль утраты, а впечатления пережитых ужасов, после которых образовалась зияющая бездна зловещей пустоты.

Он подумал, что сын – хорошая зацепка для разговора.

– Ваш сын наверняка там хорошо зарабатывает. Пройдет немного времени, и он вас заберет к себе.

Больной отмахнулся.

– Куда там! Он, конечно, звонит иногда. Два раза переводил деньги на мое лечение и содержание – один раз через Эдуарда, а один раз прямо на больницу. Но это все скоро кончится.

Лантаров не понял, что кончится: переводы сына или его жизнь.

– Почему вы так думаете?

– Ты просто еще очень молод и многого не понимаешь. Ну, посуди сам: кому нужен старый, больной, недвижимый человек? И слово «отец» тут вовсе не аргумент.

– Я так не считаю! Мне бы, например, нужен был отец. Любой. Можно общаться, обмениваться мнениями. – Лантаров этих слов и сам от себя не ожидал.

– Это ты сейчас так говоришь. Потому что сам прикован к кровати и вынужден просить, чтобы тебе подали судно. Как только выпишешься, забудешь все – попомни мои слова. У вас, молодых, своя правда. И я не осуждаю ее.

Лантаров немного помолчал.

– А почему ваш… брат такой…? – Лантаров попытался перевести разговор в другое русло. «Братом» себя называл Эдуард Харитонович.

– Какой?! Жестокий? Он действительно верит в каждое слово, которое произносит.

– Да не в этом дело… Он, вообще, кто? Священнослужитель? Проповедник? Он где-то получил свой сан?

– Дело в том, – терпеливо объяснил Олег Олегович, хотя по страдальческому выражению его лица было видно, что говорить ему об Эдуарде Харитоновиче не очень приятно, – что у нас все верующие считаются проповедниками, потому что мы все в равной степени вызвались служить Богу. Но верно и то, что для этого необходим определенный талант, знания и опыт. То, что называют харизмой. Так вот, у Эдуарда это все присутствует. Вот он и читает проповеди.

Лантарову показалось странным, что его собеседник, явно неблагосклонный к проповеднику, столь уважительно о нем отзывается. Может, просто боится его? Из-за своей зависимости?

– Вы так за него горой, а ведь он к вам не очень-то… Постоянно напоминает о каких-то грехах, призывает каяться. Как будто угрожает.

– Что ж, разве не очевидно, что все люди в той или иной степени – грешники и нуждаются в спасении от власти греха? Зато каждый, кто найдет в себе силы изменить свою жизнь и посвятить ее Христу, за покаяние и веру получит прощение грехов и дар вечной жизни с Богом.

Лантаров наблюдал за выражением лица Олега Олеговича, и произнесенное им как-то не вязалось с мольбой о смерти.

– Вы хотите получить прощение грехов и дар вечной жизни с Богом, а между тем недавно молили о смерти.

По всей видимости, Лантаров случайно попал в самую точку, потому что Олега Олеговича внезапно прорвало.

– Да что уж мне трепыхаться? Я свою кару уже получил. Хуже не будет.

– Значит, все-таки кару, – разговор становился для Лантарова все интереснее. – Если так, то кара бывает за что-то…

Олег Олегович глубоко вздохнул.

– Да, – подтвердил он обреченно, – меня, правда, нельзя назвать хорошим верующим. Ведь я молился и осознанно совершал греховные поступки. Потом их замаливал и снова грешил.

Кириллу стало стыдно, что он пытался выяснить темные стороны жизни этого престарелого человека из простого любопытства, чтобы убить время.

– Олег Олегович, – смутился он, – вам необязательно мне все рассказывать. Я ведь не судья.

– Да что ты? – запротестовал тот неожиданно. – Кому я еще расскажу? Эдику, что ли? Он и так все это знает, да только ждет от меня очередного покаяния. Чтобы потом же меня и отхлестать своими правдивыми словами.

Олег Олегович запнулся, но после паузы продолжил:

– Я нарушал. Может, даже злостно нарушал, веря в исконную доброту Всевышнего и в мое непрестанное искупление. А Эдик меня все время этим попрекал.

– Но если он все знал, – не выдержал Лантаров, – то почему не отлучил от вашей…

Он хотел сказать «секты», но осекся, глядя на глубокие борозды Олега Олеговича от тонкого, некогда красивого носа до уголков рта.

– Мог, конечно. Но, хоть Эдуард сам не пьет, не курит, не чревоугодничает, с женщинами не водится – он не такой уж и простой.