Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт Страница 45

– Что будешь пить? – спрашивает Адриан, прижимаясь ко мне бедром.

– Коктейль с шампанским, пожалуйста.

– Тут такого не подают, подруга, – смеется он.

“Подруга”! Мужчин, которые так обращаются к женщинам, надо сразу расстреливать.

– Тогда бокал шампанского, дружок.

– Мне тоже, – говорит Луиза. – Привет, Стелла. Выглядишь классно.

– Спасибо, ты тоже.

– А мне пива. – Фрэнк очень странно на меня смотрит, как будто вот-вот рассмеется.

Люди то и дело проходят мимо нашего столика. Сидим как в зоопарке: мол, здесь и такие экземпляры встречаются. Но я понимаю, почему Адриан выбрал это место – он сюда отлично вписывается. Периодически он отвлекается от нашей потухшей компании (Фрэнк странно напряжен, пока в голову ему не ударяет хмель, Луиза раздражающе болтлива, я слишком озадачена абсолютно непонятным языком, на котором изъясняется Янгста), чтобы приветствовать очередного знакомого странным жестом или бессмысленным “йо”. Фрэнк, видимо, тут тоже кое-кого знает. Мы с Луизой сидим счастливые хотя бы тем, что нас вывели в свет и что в данный момент мы не так одиноки, как обычно.

– Я хочу есть, – в конце концов заявляет Фрэнк. – Стелла, уверен, тоже, можно даже не спрашивать. Каков план действий, друг?

– Думал, мы тут посидим немного, расслабимся. Потом перекусим где-нибудь по дороге. Я заступаю в одиннадцать. – Адриан вытаскивает из кармана пачку контрамарок. – Вот, вы все в списке. Комнаты для VIP. Все дела там... въезжаешь? – Он многозначительно шмыгает и улыбается.

О нет, только не это. Наркотики! Нет, нет, нет! Не выношу наркоты – это первый пункт в моем списке того, что не должен делать человек старше двадцати пяти лет. (Главные три пункта: 1 – наркотики, 2 – тантрический секс, 3 – мелирование или другое заметное использование осветляющего средства. И это только вершина огромного айсберга.) Все эти мужчины среднего возраста в немодных костюмах, обнюхавшиеся кокаина, вызывают у меня глубочайшую депрессию. Тусовщики, которым давно за тридцать и которые, наглотавшись экстази, танцуют в своих гостиных, надевают карго, машут руками и делают вид, что на дворе все еще 1988-й, и жизнь прекрасна, и все еще впереди... Что может быть печальнее? И все-таки еще более жалкое зрелище – те, кто свою юность провел в библиотеках и лабораториях (вместо того чтобы прогуливать школу и пробовать наркотики, как это делают во Франции, – мы считаем, что лучше перебеситься в юном возрасте), а теперь ходят под вечным кайфом, обожравшись кокаина, и думают, что наконец-то стали “крутыми” в свои сорок два. Благодаря Доминику я знакома со многими такими типами – он и сам был не прочь иногда нюхнуть. Время от времени он со своими клиентами уезжал на “мальчишники”, которые никогда не обходились без пары таблеток витамина Э. Возвращался под утро, возбужденный, и долго ползал по мне, пока ему не удавалось меня разбудить и возбудить. Когда же я наконец просыпалась, то обнаруживала, что его наркотический запал погас, а пенис сморщился до состояния улитки (это бывает от экстази). Маленькой, крохотной улитки. Кому понравится думать, что у партнера пенис похож на улитку? Никому, поверьте на слово.

Понимаю, мои суждения терпимыми не назовешь, и знаю, что многим моим вполне симпатичным и милым ровесникам возраст не мешает употреблять наркотики. Но я считаю, что некоторые вещи, в том числе наркотики, могут быть только прерогативой молодежи. То, что в двадцать лет выглядит как безрассудство и глупость, в сорок уже больше похоже на отчаяние и безысходность. Для меня кокаин – это пустой взгляд и бессмысленный словесный понос – мерзкое сочетание, неизменно вызывающее отвращение и злость. Гадость, просто гадость. А теперь мы еще и самые старые тусовщики города. Этого следовало ожидать. Давай, Стелла, дерзай.

Переходим к ужину, точнее, к одному из тех ресторанов, где все красиво и шикарно, – сюда приходят в дорогих мехах и без нижнего белья. Кстати, еда здесь отвратительная. Как только вся наша компания усаживается за столом, мы с Луизой исчезаем в направлении дамской комнаты.

– Ну? – спрашивает она из соседней кабинки.

– Ну, – отвечаю я.

И две струйки журчат в унисон.

– По-моему, все идет отлично. – Хм-м-м.

– Ты Адриану очень понравилась.

– Я рада.

Пошуршали бумажкой, смыли. Через кабинку от нас женщина выпускает низкую протяжную ноту, как на трубе. Меня всегда удивляет, как и зачем люди копят в себе газы до посещения общественных мест – в ресторанах туалеты буквально набиты женщинами, которые словно специально ждут момента, когда их зад припадет к деревянному сиденью унитаза и разразится газовым взрывом.

Мы с Лу встречаемся у раковины. Мое странное, непристойно губастое лицо всплывает в зеркале и повергает меня в глубокий шок. Мы смотрим друг на друга и ухмыляемся. Из дальней кабинки доносится стон облегчения и радости, словно ее обитательница только что достигла долгожданного оргазма. Мы с Лу моем руки и хихикаем. Потом она простодушно откидывает свои белые локоны и широко открывает рот, проверяя, не застрял ли в зубах шпинат.

– Как думаешь, я Фрэнку понравилась? – спрашивает она.

– Да.

– Нет, в другомсмысле.

– И в этом смысле тоже. – Я обновляю румяна на скулах. – Можешь не сомневаться, у тебя же есть вла... в общем, необходимые интимные места, так?

– Стелла!

– Что? Я тебе правду говорю.

– Ты думаешь, я ему правда понравилась?

– Господи, Лу! Я тебе уже дважды ответила. Ты не слышала?

– Нет, ты уверена, – она цепляется за мою руку, – что тебе не будет обидно? Просто у тебя сегодня такое странное настроение.

– Наверное, потому, что мне сейчас пришлось выслушать часовую лекцию о хип-хопе, – улыбаюсь я. – Извини. Но это меня развеселило, – указываю я на кабинку, где засела музыкальная женщина.

– Я заметила, что ты Адриану очень понравилась.

– Если бы я была глухой, мы составили бы отличную пару.

– Так ты точно уверена, что не против... Ну, насчет Фрэнки?

О, теперь уже “Фрэнки”? Я экспрессивно вздыхаю, что означает: “Как вы мне надоели, отвалите же все от меня”.

– Совершенно уверена. И пожалуйста, перестань спрашивать меня об этом, Лу.

– Просто он потрясающе классный. – На лице Луизы расплывается такая блаженная улыбка, какой не увидишь даже на лицах новообращенных христиан в день крещения.

– Хм. Не боишься ошибиться, Лу? Сказать ей? Или нет? Язык чешется. Но я вовремя напоминаю себе, что Фрэнк никогда плохо со мной не обходился, что его личная жизнь меня не касается и нельзя вот так портить вечер своей подруге. То есть язык-то у меня все равно чешется, но я его держу за зубами.

– А что у вас было вчера? – спрашиваю я, взлохмачивая волосы для большей сексуальности. – Когда вы ходили смотреть картины?