Леонид обязательно умрет - Дмитрий Липскеров Страница 45

— Еще бы одну процедуру… — прошептал Михаил Валерианович.

— Она не вечная! — отрезал Чармен. — Когда заслужишь!..

— Я — заслужу!

Более они ни о чем не говорили.

Чармен Демисович вальяжно покрутил пальцем, и сие действие не осталось незамеченным официантом. Халдей помчался к кассе, ненасытным желудком ожидая щедрых чаевых…

Чармен Демисович, опираясь на трость с серебряным набалдашником, отлитой в виде головы старого бедуина, опираясь, скорее для антуража, нежели за надобностью физической, вышел из клуба и, едва заметно кивнув Утякину, уселся в белокожий «Бентли». Дорогая машина неторопливо отплыла от края тротуара и понесла своего седока в сторону Лубянской площади.

Михаил Валерианович спешно дошел до станции метро «Театральная» и, дождавшись поезда, поехал в Коломенское, где его ждала жена Светочка.

Неприятный вечер продолжился неприятной ночью.

Светочка не спала, а пребывала в странном волнительном состоянии. Лицо ее было бледно, а глаза выражали крайнюю степень удивления. Светло-карие, они были неестественно широко раскрыты, и, огляди в этот момент женщину эндокринолог, наверняка бы поставил диагноз — базедова болезнь.

Поначалу Утякин не заметил необычайного состояния жены, хотел, как обычно, усесться за домашний компьютер, но Светочка встала за спиной и шумно, нервически активно дышала всей грудью.

Михаил Валерианович сфокусировал зрение на супруге и понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Тело жены трясло, словно бы его атаковало лихорадкой.

— Что случилось, милая?

Она не ответила на ласковый вопрос, только показала руку, в которой был зажат ключ.

Утякин прекрасно знал, что это за ключ и какой замок он открывает. Ему казалось, что сей предмет надежно спрятан, но, как сталось, Светочка оказалась везуча на находки. Теперь Михаилу Валериановичу было интересно, что еще обнаружила его женушка в приступе дневной скуки.

— Ключик, — подтвердил он.

— Мишенька… — Она осеклась. — Я не понимаю… Он был опытным человеком, а потому сохранял спокойствие и улыбку на лице.

— Что такое, дорогая?

— Я нашла этот ключ… — Ее шея раскраснелась, и Светочка была сейчас особенно привлекательна. — Он пришелся к соседской двери… Которая справа…

— А где ты его нашла? — поинтересовался Утякин.

— В воздуховоде…

— А хорошо ли открывать чужие двери чужими ключами? И что тебя интересовало в воздуховоде?

Чувствовалось, что у Светочки пересохло во рту.

— Я виновата, — призналась она. — Но объясни, пожалуйста, что это за комната?.. Кому она принадлежит?..

Неожиданно глаза Утякина стали маленькими и злыми.

— А тебе какое дело ?!. Какого черта ты вообще полезла в эту комнату!.. Что ты хотела выведать?!. Отвечай немедленно!

Светочка была обескуражена неожиданным нападением мужа. Она совсем испугалась, глядя в его бесцветные глазки.

— Ты не волнуйся, — попросила она жалобно. — Я только минуту была в той комнате!

Слава Богу, подумал Утякин, но злобы из глаз не убирал, стараясь выведать информации побольше.

— Как не стыдно! Ты, как воровка, забралась в чужое жилище! Что ты хотела оттуда взять?! — Утякин картинно вознес руки к потолку. — Я не знал, что живу с воровкой!

— Я ничего не брала оттуда! — взмолилась Светочка. — Честное слово!.. Я не воровка!!! Но объясни, что за фотографии я нашла на столе? — Из ее широко раскрытых глазок текли слезки.

— Какие фотографии? — внутренне напрягся Михаил Валерианович.

— Там изображен ты, когда тебе пять лет!

— Ну и что?

Утякин все понял и теперь старался придать своему лицу образ опытного психолога, а речам гипнотические интонации.

— На обратной стороне… — Светочка волновалась так отчаянно, что ее ожидал нервный срыв. — Там, на обратной стороне вензеля всякие… И… И написано — фотоателье Густава Берлина, тысяча девятьсот пятый год…

— Да, дорогая, и что?..

— Там еще написано от руки: Мишенька Утякин, пять лет.

— И что?

— А на другой фотографии мужчина и женщина. Тоже ателье Берлина, тысяча девятисотый год. И подпись на обратной стороне — доктор Валериан Андрианович Утякин и его супруга Елена Станиславовна…

— И что, моя дорогая?

— Сколько тебе лет? — Сейчас Светочка была похожа на умалишенную, так корежило ее мозги.

— Не понимаю!..

Утякин вовсе не обладал актерскими способностями. Но когда прижало не на жизнь, а на смерть, его организм собрался на единственный лицедейский раз, став Станиславским и Немировичем в одном лице.

Михаил Валерианович так реально изобразил на своей бледной физиономии растерянность и недоумение, так точно послал сигнал в нижнюю губу, которая в ответ задрожала мелко и дробно, и даже глаза, обычно бесцветные, казалось, наполнились небесной лазурью, окрашенные его силой воли. Весь этот портрет, изображенный Утякиным, посылал сообщение Светочке, что произошло очень глупое и нелепое недоразумение. Его верного мужа заподозрили в чем-то нехорошем, а обиженная душа чиста до дна, до младенчества!..

— Дурочка! — произнес Михаил Валерианович. — Ты… Ты подумала… — Он замотал головой. — Это же… Это мои прадед с прабабкой! Ты что подумала, девочка?

— Как прадед с прабабкой?

Светочка отшагнула назад.

— Да очень просто! — Утякин шагнул следом. — На фотографиях мои предки… А мои родители назвали меня в их честь! Что тут непонятного? — Он засмеялся совершенно натурально. — А ты что подумала?.. Ты подумала, что мне сто лет?.. Ха-ха-ха!!!

Она обнаружила себя идиоткой. В ее груди огромной птицей распустило крылья чувство раскаяния! От простого объяснения сложного, от того, что она украдкой обыскала соседскую комнату, от беспочвенных подозрений к мужу Светочка мигом ослабела, пролилась слезами покаянной грешницы, словно нежное весеннее облачко дождичком, и, раскрыв объятия, бросилась навстречу к мужу.

— Мишенька! — Она целовала его лицо, пальцы рук, прижималась лицом к мужниным коленям. — Любимый мой!..

Утякин продолжал держать на лице актерский труд, думая, что на сей раз, слава Богу, пронесло.

Он воспользовался самобичеванием жены, столь прекрасным и возбуждающим оно выглядело, нежно раздел супругу и овладел ею отнюдь не ласково, а варварски, с некоторыми элементами садизма.

Но Светочке, потерявшей дыхание от одновременно нахлынувшей боли и сладости, сначала захотелось вопить, а потом вопить в три раза громче. Мозги молодой женщины были окончательно отшиблены, она надолго забыла о фотографиях и соседских комнатах. Теперь каждую ночь она ждала побольше садо, а Михаил Валерианович не смел отказывать в этом своей любимой жене…