Малькольм - Джеймс Парди Страница 45

Брак, который многих вводит в жизнь, привел Малькольма к счастью — и смерти.

Чувствовала ли Мельба, что Малькольм умирает, никому не известно. Она была слишком занята разговорами со всеми на свете. Кроме того, она не была знакома с мадам Жерар и мистером Коксом и их кругом, а они были единственными, кто мог подсказать ей, в каком состоянии сейчас Малькольм.

Основной момент, интересовавший Мельбу в этот период, заключался в том, что после многих недель непрестанного брака она нашла, что все еще не беременна, а следовательно, может окунуться в свою профессиональную карьеру и супружеские обязанности без страха и препон. И вдобавок они, муж и жена, могли свободно идти разными путями, как и было до брака.

В ту ночь, как он опознал «отца» и раскроил себе голову, Малькольм обнаружил, что слишком слаб, чтобы покидать кровать. В этом состоянии его осенила счастливая мысль записать все его разговоры с мистером Коксом, Жераром Жераром, Кермитом и другими на английском языке. Но вскоре после того, как он начал записки, он подхватил свирепую простуду, которая, по словам его кубинского слуги, была и вовсе пневмонией. С тех пор он все записывал по-французски: при его нарастающей слабости этот язык казался ему более легким.

Мельба знала французский очень хорошо, но после того, как почитала его записи на английском, она утратила к ним и без того не сильный интерес. Поэтому никто не видел его работу до того времени, когда Малькольма уже не было в живых.

Поскольку Малькольм чувствовал, что его силы скорее убывают, чем возвращаются, у него развилась постоянная меланхолия, и вид падающих листьев и ноябрьского неба укреплял в нем это ощущение все глубже.

Мельба порекомендовала ему больше пить и чаще с ней сочетаться. Он попробовал оба средства и стал еще сильнее от них зависим, но его меланхолия не только не исчезла, но стала отчетливей и злей.

Он продолжал терять в весе, хотя его прежняя умственная бодрость оставалась нетронутой, и проводил теперь все время, записывая «беседы» с бывшими друзьями, которые все еще не могли видеть его из-за Мельбы.

За несколько вечеров до своей смерти он вызвал Мельбу в комнату и сообщил ей, что был укушен собачкой буйволиного окраса.

Мельба смутно поздоровалась с Малькольмом. Она перемогала похмелье и, кроме того, была немного озадачена тем, что проснулась этим утром в одной постели с Хелиодоро, кубинским слугой, чья необычайная красота, должно быть, искусила ее в подпитии.

Выйдя из комнаты почти сразу, Мельба, немного усталая от брака с вечно больным человеком, решила, что долгая поездка с кубинцем будет лучшим успокоительным для ее нервов. Уже настало утро, когда она вспомнила замечание Малькольма о собачьем укусе.

Для верности она позвала врача.

Как она потом объяснила Хелиодоро, такое уж ее счастье, что звать врачей было слишком поздно.

Доктор (сам выглядящий почти покойником) дал свой диагноз: Малькольм, по его утверждению, умирал от острого алкоголизма и половой гиперестезии, и все, что для него сейчас можно сделать, это предоставить полный покой и отдельную кровать.

Мельба хотела сказать доктору, что в наши дни никто не умирает от тех вещей, в которых он обвинил Малькольма, но ей показалось, что спорить бесполезно, если уж смерть собирается придти в дом.

— Так он умирает не от собачьего укуса? — спросила Мельба, провожая доктора к некогда приличному кадиллаку.

— На его теле нет ни единого укуса, — ответил доктор после долгой паузы.

— Он настаивает на том, что его укусила собака, — сказала Мельба и посмотрела на стакан, который она вынесла с собой из дома.

Извинившись за забывчивость, врач поспешно выписал рецепт и протянул ей.

Мельба все еще ждала со стаканом в руке (она так никогда и не смогла понять зачем), пока врач не сел в свой разбитый автомобиль и не отъехал. Она даже помахала ему стаканом.

Мельба вернулась в комнату Малькольма и тихо села к нему на кровать.

Взглянув не его лицо, она увидела, что врач может ошибаться в диагнозе, но прав в том, что Малькольм собрался в путь.

— Неужели я потеряю мой маленький Третий номер? — спросила она тихо, чтобы не потревожить мальчика.

Малькольм ненадолго открыл глаза и улыбнулся.

— Ты знаешь, что происходит? — спросила Мельба.

— Позвони мадам Жерар, чтобы она приехала сюда, — сухо сказал Малькольм. — Я не помню всех бесед с ней и не могу их записать, понимаешь? Мистер Кокс не придет, я знаю, потому что он счастливо женат, или, может быть, я ему позвоню.

— Ты скоро умрешь, малыш, — сказала Мельба и взяла его руку, на которой было ее кольцо. Она поцеловала кольцо.

— Позвони мадам Жерар и вели ей приехать, — повторил Малькольм.

— Хорошо, малыш. Сделаю, — невнятно ответила Мельба.

Узнав о тяжелом состоянии Малькольма, мадам Жерар покинула свою вечеринку, которая по планам должна была продолжаться три дня, и поехала в загородный дом Мельбы.

Войдя без представлений, мадам Жерар прошла мимо Мельбы, не проговорив даже приветствия, и села на кровать рядом с Малькольмом.

Сама Мельба приняла лекарство, которое не давало ей чувствовать крайнюю скорбь или другие неприятные ощущения, и была рада оставить своего мужа вместе с мадам Жерар. Она прошла в гостиную, чтобы разучивать там репертуар для вечернего представления.

Мадам Жерар прежде всего хотела, чтобы Малькольм узнал ее, и не только потому, что сейчас она понимала, что Малькольм — это идея ее жизни, несмотря на краткий срок их дружбы. Ей нужно было сказать ему так много, в том числе про слова дружбы, переданные Малькольму Жераром Жераром, и его мольбу о прощении за то, что он не вернулся к мальчику прошлым летом в ботаническом саду.

Мадам Жерар все меняла холодные компрессы на лбу Малькольма, чтобы успокоить немного его лихорадку.

В награду за уход настал момент, когда он открыл глаза и посмотрел на нее, но почти сразу закрыл их вновь.

Несколько минут спустя он сказал обычным громким голосом:

— Эстель Бланк на белой кобыле!

Иногда он выкрикивал «Ура!», но не показывал, что видит мадам Жерар.

Несколько раз в течение вечера мадам Жерар слышала, как Мельба поет свой всемирно известный номер:

Во мне всякого есть понемножку,

Но я…

В итоге мадам Жерар поднялась и закрыла тяжелую дверь между комнатой больного и Мельбой.

Мадам Жерар пришла, чтобы остаться, пока все не кончится.

Однажды, перед концом, она подумала, что ее терпеливое ожидание и опека в самом деле будут вознаграждены «узнаванием», словом от Малькольма, и тут мальчик поднялся в постели, открыл глаза и уставился на нее.

— Малькольм! — прошептала она.