Злые ветры дуют в Великий пост - Леонардо Падура Страница 45

— Ну, что будем делать, Конде? Угости хоть сигареткой, что ли.

Конде протянул Маноло пачку сигарет, наблюдая за толпой школьников, собравшихся в парке после уроков. Белые рубашки образовали бурлящее облако, опустившееся на землю, да так и застрявшее между скамейками и деревьями. Вот и те — точно такие же ребята, вспомнил Конде, они так же близки к торжеству смерти и одновременно далеки от него.

— Подождем, когда Дед выйдет оттуда, тогда и поговорим.

Из ритуального зала выплывал хорошо знакомый дух благовоний, от которого Конде с души воротило. Он зашел туда лишь на несколько минут, чтобы издали взглянуть на Хоррина, лежавшего в сером гробу среди цветов. Маноло подошел поближе и видел лицо покойного, но Конде так и остался на почтительном расстоянии — хватит с него гнетущего воспоминания о бледном и сонном Хоррине на больничной койке, чтобы добавить в копилку памяти еще и образ мертвого Хоррина. Слишком много трупов всего за несколько дней. К черту, мысленно произнес Конде, отказывая себе в праве выразить соболезнования родственникам умершего, и устремился к выходу, где, присев на ступеньку лестницы, выходящей в парк и на улицу, дышал свежим воздухом и созерцал картинку жизни. Ему хотелось убраться отсюда куда-нибудь подальше, чтобы не слышать и не вспоминать этот абсурдный и мелодраматический обряд, но он решил во что бы то ни стало дождаться майора.

— И когда только перестанет дуть этот долбаный ветер? Он мне уже всю душу вымотал, — пожаловался Конде, и в ту же минуту к обоим полицейским приблизился старик, спустившийся по ступенькам лестницы. В руке он держал чашку с кофе. Его нижняя челюсть мелко и непрерывно двигалась, словно старик никак не мог дожевать и проглотить что-то маленькое. Щеки раздувались и опадали в размеренном ритме, то выталкивая брызги слюны, то втягивая воздух, необходимый для поддержания организма в рабочем состоянии. На нем был серый пиджак, служивший ему много-много лет, и черные брюки с пятнами мочи в области гульфика.

— Не найдется сигаретки? — как бы между прочим произнес старик и уже протянул было руку.

Конде всегда предпочитал налить стакан рома пьянице, а не раздавать свои сигареты непонятно кому. Однако, подумав мгновение, он решил, что ему нравится достоинство, с каким старик произнес свою просьбу. Ногти на протянутой руке были чистые и розовые.

— Получите, дедушка.

— Спасибо, сынок. Венков-то сегодня сколько, а?

— Да, много, — согласился Конде, глядя, как старик закуривает. — А вы сюда каждый день приходите?

Тот поднял перед собой чашку с кофе.

— Разживаюсь кофе и этим перебиваюсь до самого вечера. А кто помер-то? Не иначе какой-то большой человек, не часто приносят столько цветов, — заметил он и добавил, понизив голос до уровня доверительного шепота: — Проблема в том, что у нас плохо поставлено снабжение цветами, поэтому и венки в дефиците. Я не раз видел, как провожают в последний путь вообще без венков — и все потому, что не успели выполнить заказ. Но мне до этого дела нет, куда там! Если помру, так пусть хоть коровьи лепешки вместо цветов кладут, мне без разницы. А этот, покойник-то, крупный начальник был, видать?

— Да нет, не очень, — честно признал Конде.

— Что ж, мне до этого нет дела, отжил свое бедолага — и ладно. Спасибо за сигарету, — опять будто мимоходом сказал старик и продолжил спускаться вниз по лестнице.

— Совсем у старика крыша поехала, — заметил вслед ему Маноло.

— Да нет, не совсем, — опять честно признал Конде и тут обратил внимание, что возле парка остановилась машина полицейского управления.

Он сразу вспомнил про свою головную боль, так и не побежденную до конца даже чудодейственным сочетанием двух таблеток дуралгина и нескольких слоев китайского бальзама. Из машины вышли четверо мужчин, двое из них были в форме. Через правую заднюю дверь появился Фабрисио в гражданской одежде, и Конде обрадовался этому, так как в ту же минуту подумал, что есть споры, которые мужчины испокон веков решали одним и тем же способом, вот и эта история должна обрести свое логическое завершение. Самое время выяснить отношения, подумал он.

— Погоди здесь, — бросил он напарнику и спустился по лестнице на улицу.

— Куда? — начал было Маноло, но запнулся, поняв, что задумал лейтенант. Отбросив недокуренную сигарету, он кинулся назад, в ритуальный зал.

Конде перешел через улочку, отделявшую его от парка, приблизился к группе мужчин, приехавших на автомобиле, и сказал, показывая пальцем на Фабрисио:

— Мы не закончили наш разговор днем. — И жестом предложил ему отойти в сторонку.

Фабрисио отделился от сослуживцев и последовал за Конде туда, где дорожка сворачивала к парку.

— Слушай, Фабрисио, что ты ко мне вечно цепляешься? Чего тебе надо? — спросил Конде, который только сейчас вспомнил, что в последний раз дрался много лет назад во время выезда школы на сельскохозяйственные работы, защищая от воров свои съестные припасы, и тогда ему здорово помог Ржавый Кандито. Конде до сих пор чувствовал себя в неоплатном долгу перед другом за то, что тем троим не удалось избить его в кровь.

— А ты, Конде, ты вообще за кого себя держишь, а? Считаешь себя лучше других, что ли?

— Да ни хрена я не считаю! А вот тебе чего надо? — повторил Конде и, не раздумывая больше, выбросил вперед руку, целясь кулаком в лицо Фабрисио. Ему хотелось бить его, изуродовать, стереть с лица земли, чтобы никогда уже не видеть и не слышать. Фабрисио попытался уклониться, и удар пришелся сбоку в шею, отчего он отступил шага на два, и следующий прямой левой попал ему в плечо. Фабрисио дал сдачи и угодил прямо в лицо обидчику. Конде ощутил давно забытое чувство, как будто у него внутри вспыхнуло жаркое пламя и опалило щеки — удары по лицу всегда пробуждали в нем дикого зверя; его руки превратились в две лопасти, посылавшие удар за ударом в центр краснеющего перед ним неясного пятна, пока посторонняя сила не оторвала его от земли, лишив опоры, — это майор Ранхель сумел схватил Конде сзади под мышки. Только теперь он заметил собравшихся вокруг школьников, которые криками подбадривали дерущихся:

— Дай ему в челюсть!

— Ни хрена себе оплеуха!

— Я за того, что в полосатой рубашке!

— Бей его! Бей!

И хриплый голос говорил ему на ухо с незнакомой интонацией:

— Я тебя прикончу! — Но тут же сменился почти что на шепот и добавил успокоительно: — Ну хватит уже, хватит…

— Слушай меня внимательно, Марио Конде, я сейчас не собираюсь обсуждать с тобой случившееся и от тебя не желаю слушать никаких объяснений. Глаза б мои на тебя не глядели, черт тебя побери! Знаю, что ты любил Хоррина, что ты психуешь, что ведешь трудное расследование, знаю даже, что Фабрисио сволочь хорошая, но того, что ты натворил, сам Господь Бог не простит; я, во всяком случае, не прощу, хоть ты для меня все равно что сын родной. Я те-бя не про-щу, понял? Дай спички, я свои, кажется, обронил, когда вас разнимал, двух идиотов. Вот, последняя сигара осталась, а завтра с утра еще похороны. Бедняга Хоррин, будь оно все проклято! Молчи, говорю тебе, дай прикурить спокойно. Забирай вот свои спички. Я же доступно объяснил, почему ты должен вести себя ниже травы и тише воды. Я предупреждал тебя, чтобы не было никаких фокусов. А в результате драка с сотрудником управления при всем честном народе и на глазах всего личного состава, собравшегося проститься с умершим товарищем! Как прикажешь это понимать? Идиотизм? Или полное отсутствие дисциплины? Скорей всего, и то и другое. Ладно, потом буду с тобой разговаривать на эту тему, но можешь уже сейчас готовить задницу. Я тебя предупредил. И хватит мазать свой безмозглый лоб, не разжалобишь… Какого хрена, ведь тебе, считай, четыре десятка скоро стукнет, а ведешь себя как пацан неразумный!.. Молчи, Конде, после поговорим об этом. Сейчас от тебя требуется качественное исполнение своих обязанностей. А ты умеешь работать хорошо. Отдохни сегодня и завтра утром, а после похорон пойдешь за этим школьником к нему домой. К тому времени у нас на руках уже будут показания крестьянина из Эскамбрая, о котором упомянул Орландо Сан Хуан. Парень завтра учится во вторую смену, так? Ну вот, приведешь его сюда, а ребята Сисерона пусть сделают обыск по месту жительства, может, отыщется травка — не исключено, там ее и держал Русский. Только не забывай, что это ученик Пре, поэтому берите его тихо-мирно, но сразу на короткий поводок, а после выжмите из него все, включая имя бабки-повитухи, которая приняла роды у его матери. Прежде всего необходимо установить наконец, имеет ли Ландо какое-то отношение к учительнице или наркотик к ней в дом принес ее ученик и насколько широко распространилась марихуана в Пре. Клянусь матерью, у меня ото всей этой истории, связанной с Пре, волосы дыбом встают… Я согласен с тобой, что раскрытие дела о марихуане приведет к раскрытию дела об убийстве. Вряд ли могло случиться так, что убийца и владелец марихуаны — не одно и то же лицо, особенно если учесть, что там не было ни изнасилования, ни кражи. Не верю я в такие случайности. Что, болит? Так тебе и надо. Жалко, что Фабрисио не дал тебе сдачи, как ты того заслуживаешь. Я бы и сам тебе добавил, прямо руки чешутся. Иди, давай работай быстро, потому что ты на верном пути, не будь я Антонио Ранхель. Вот помяни мое слово.