Дитя слова - Айрис Мердок Страница 45

Был понедельник, вторая половина дня (похоже, что по воскресеньям никогда ничего не происходит, но потерпите немного), темнело — желтоватый сумрак, царивший весь день, начал сгущаться, превращаясь в желтоватую мглу. Круглый лик Биг-Бена оставался освещенным весь день. Я сидел за столом, смотрел на этого своего друга и пытался составить прошение об отставке. Мысль о том, что надо искать другую работу и притом быстро, поскольку никаких сбережений у меня не было, наполняла меня страхом, лишала сил и вызывала желание ни о чем не думать. Кто-то (Реджи?) стянул мое вечное перо, и я мучился, сражаясь со стальным пером, которое купил в магазине и которое то и дело прорывало бумагу или весело делало кляксы.

Воскресенье кое-как прошло. Я дважды ходил в кино, а в промежутках — напивался. Я также много гулял. Гулять можно по-разному. Я гулял с особой, отвлеченной грустью, неизменно сопутствующей прогулкам по Лондону, — так я гулял и раньше, только сейчас я проделывал это сосредоточенно, как ритуал. По-русски нет единого слова, выражающего движение. Надо непременно указать, идет человек или едет, да еще есть глаголы совершенного и несовершенного вида для обозначения действия повторяющегося или единичного, и все — разные. Мое гуляние в то воскресенье заслуживает особого слова, которое отражало бы его коренное отличие от других прогулок.

Когда утро понедельника подходило к концу, у нас на работе появился один из Артуровых «несчастненьких» — он только что вышел из тюрьмы и потому срочно напился, а теперь явился к Артуру за деньгами, чтобы напиться совсем уж вдрызг. Я помог Артуру выпроводить его из здания. Артур вышел с ним и не вернулся — по всей вероятности, не сумел избавиться от своего захмелевшего дружка, а возможно, решил отвести его в какое-нибудь подходящее убежище. Швейцар, тщетно пытавшийся воспрепятствовать вторжению, сообщил об этом Фредди Импайетту, который пришел ко мне, точно я был во всем виноват, и устроил разнос под приглушенное хихиканье Реджи Фарботтома и миссис Уитчер.

Однако после обеда атмосфера переменилась и отношение ко мне стало более уважительным. Когда я вошел в комнату, Реджи оживленно делился чем-то с миссис Уитчер. При моем появлении оба умолкли и уставились на меня.

— Послушайте, Хилари, правда, что вы и Джойлинг — старые друзья?

— Нет.

— Вот видите, Реджи, я ведь говорила вам — этого не может быть.

— Но вы же знаете его, верно? А мне сказали, что вы давние друзья, что вы учились вместе.

— Никак они не могли учиться вместе, — заметала Эдит. — Хилари неизмеримо моложе.

Я уселся в своем защищенном уголке, куда широкой полосой падал желтый свет от старины Биг-Бепа. Вот этого мне будет очень не хватать.

— Хилари-и! Вы что же, теперь даже не отвечаете, когда люди обращаются к вам?

— Я не считал, что тут требуется ответ.

— Но вы все-таки знаете его? В баре говорили, что вы хорошо его знаете.

— Я знал его немного. Мы очень давно не виделись.

— Подумать только: Хилари знает Джойлинга!

— Я понятия не имел, что Хилари вообще кого-то знает.

— Придется теперь звать его мистер Бэрд.

— Мистер Бэрд, эй вы там — мистер Бэрд. И так далее, и тому подобное.

Я решил пораньше уйти домой. Я не в состоянии был писать прошение об отставке и не в состоянии был заниматься чем-либо другим. Со службой у меня все было уже покончено. Я решил прибегнуть к способу, которым пользовался, когда бывал в плохом настроении, — сесть на Внутреннее кольцо и ездить и ездить по нему до тех пор, пока не откроются бары, а тогда сойти либо на станции Ливерпул-стрит, либо на станции Слоан-сквер, в зависимости оттого, которая в этот момент будет ближе. При такой методе весы склонялись чуть-чуть в сторону Ливериул-стрит, если ехать в западном направлении, и в сторону Слоан-сквер, если ехать в восточном, поскольку в западном направлении между Ливерпул-стрит и Слоан-сквер было пятнадцать станций, а в противоположном направлении — двенадцать. Я предоставил случаю решать, в каком направлении мне ехать. Элемент игры, который я в это дело привнес, немного отвлек меня от моих мыслей — хотя и не в той мере, в какой отвлекло бы пребывание в одной постели с Бисквитиком.

Вечером я, естественно, намеревался, как всегда, отправиться к Клиффорду Ларру. Он привык к моим приступам раздражительности и умел их игнорировать. Я, естественно, не поверил тому, что моя вспышка в парке положила конец нашей дружбе. Своими разоблачениями в четверг он отомстил мне и, как я надеялся, удовлетворил свое самолюбие, хотя, конечно, всякое могло быть и он вполне мог по-прежнему жаждать моей крови, а потому не принять меня или просто уйти из дома. От такого человека любой реакции можно ожидать, и он вполне может вдруг решить, что дело зашло слишком далеко и пора это кончать. По мере того как шел день, эта возможность становилась все более явственной, ощутимой, особой болью среди других, — она мешала думать, побуждала бежать. Вскоре после четырех я поднялся и тихонько выскользнул из комнаты. Реджи и Эдит играли в крестики и нолики. Артур еще не возвращался.