Знак неравенства - Наталия Терентьева Страница 45

Алена помахала ученицам рукой, застегнула повыше куртку и вышла к дороге. Она прошла мимо троллейбуса, на секунду засомневалась — не поехать ли ей на нем, но все-таки решила пройтись пешком. Вечером позвонит Кира и бодро спросит: «Ты что сегодня съела? А сколько часов гуляла?» Она завернула за угол, в почти пустынный переулок, чтобы не идти по проспекту. Как говорит Кира — чем дышать свинцом из выхлопных газов, лучше вообще не гулять.

Она шла одна по небольшой улочке и через некоторое время услышала сзади звук движущейся машины. Алена инстинктивно оглянулась и увидела, что на расстоянии очень медленно едет темно-синяя иномарка. Девушка прошла еще несколько метров, замедлила шаг, приостановилась, услышала, что машина тоже остановилась. Алена пошла дальше, и машина тоже поехала. Тогда она повернулась и пошла обратно, навстречу машине. Либо бежать бегом, без оглядки, либо — так. Алене было очень страшно, но продолжать идти, когда машина едет за спиной, — еще страшнее.

Когда она оказалась рядом с автомобилем, окно со стороны тротуара опустилось и в него, наклонившись со своего места, выглянул водитель.

— Здравствуй, красавица! — улыбнулся он. — Как дела? Что одна вечером ходишь? Садись, подвезу.

Это был Эмиль. Алена, никак не ожидавшая увидеть сейчас лучшего друга Дениса, была потрясена.

— Это вы? Зачем вы за мной ехали?

— Я за тобой ехал? Когда?

— Вот сейчас, — ответила, чуть растерявшись, девушка.

Эмиль засмеялся:

— Садись, садись, поговорим.

Алена смотрела на его улыбающееся лицо, и отчего-то ей стало страшно.

— Нет. Мне… душно в машине. Если вы хотите что-то сказать, говорите.

— Ну… хорошо… — Эмиль вышел из машины, подошел к Алене близко, очень близко, небрежно хлопнул ее по животу. — Говорят, ты плохо себя чувствуешь в последнее время?

Девушка отступила от него в сторону.

— Да нет… наоборот. Хорошо.

— Зачем ты ходишь без лифчика? — без паузы спросил Эмиль.

— Я?.. — Она растерялась окончательно. — Почему вы так решили?

— Без лифчика, по пустынным улицам, вечером… — продолжал он посмеиваться. — Ай-яй-яй… мало ли кто пристанет… В общем, давай-ка садись, я подвезу тебя домой. — Эмиль взял ее за руку и стал гладить, медленно ведя вверх по руке. — Или попьем кофе где-нибудь… Поговорим, как нам жить дальше… Всем…

Алена попыталась вырвать руку и чуть отвернулась. От него чем-то очень неприятно, приторно-сладко пахло.

— Н-нет. Не надо. Я не хочу с вами ни о чем говорить. Пустите меня.

Эмиль очень сильно сжал ей руку выше локтя, так что она вскрикнула. Он неожиданно отпустил ее, усмехаясь:

— Ну что ж. Иди, красавица.

Алена быстро пошла назад, в сторону дороги, туда, где она совершенно напрасно не села в троллейбус. Пройдя несколько шагов, она оглянулась. Эмиль уже сел в машину, но, видимо, смотрел на нее, с места не трогаясь. Когда она обернулась, автомобиль мигнул задними фарами два раза. Алена отвернулась и пошла дальше, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, а машина, дав задний ход, через пару секунд оказалась рядом с ней.

Эмиль опять высунулся из окна. Ему было далеко тянуться к окну, неудобно говорить, и от этого его лицо казалось искаженным и страшным.

— Ты плохое дело задумала. Имей в виду, — негромко проговорил он и быстро уехал.

Дойдя до ближайшей остановки, Алена достала телефон и набрала номер своей лучшей подруги. Наташа схватила трубку сразу и закричала:

— Алло! Подождите секундочку, ничего не слышу! Я сегодня придушу вас! Это я не вам, детям!.. Слушаю, да!

— Нат, можно я заеду к вам?

— Лека, ты? Вот орут, а! Петька, оставь ты ее в покое, я сказала! Ты представляешь, налепил девчонке в голову прищепок, она их с волосами выдирает! — Разъяренная Наташка, похоже, не очень пугала своих детей. — Зараза такая, отойди, я сказала! Лека, извини, у меня тут сегодня совсем все сбесились! Ты что говорила? Я вообще ничего не слышу! Вижу только — номер твой определился!

— Я приеду, можно?

— Нужно, нужно! Давай скорей, мы не будем ужинать, тебя подождем!

— Что купить?

— В аптеке скипидару, я жопу сейчас начищу этому идиоту!

— Ладно, я поняла, — засмеялась Алена.

Она хотела сесть в подошедший троллейбус, но потом решила все же зайти в супермаркет неподалеку и купить что-то для Наташи и детей. Взяв большую тележку, Алена пошла по рядам. Перед ней у полок с банками кофе остановился, перегородив дорогу пустой тележкой, симпатичный молодой человек лет тридцати, в добротном светло-сером костюме.

— Извините. — Отведя рукой его тележку, Алена проехала мимо.

Молодой человек посмотрел ей вслед. Алена пошла дальше. В следующем ряду она остановилась, чтобы выбрать детский шампунь. С некоторых пор полки и отделы с детскими товарами приобрели для нее особую прелесть. Неужели когда-то, и очень скоро, и ей все это пригодится? Не только памперсы и соски, а и шампуни без слез, паровозики, везущие зайчиков и медвежат, томные куклы, яркие книжки-раскраски, пластилин с блестками… Иногда Алена не могла удержаться и покупала что-то загодя — все равно время идет быстро…

Сейчас ей так хотелось купить ароматное мыло в виде танцующего бегемотика и спрятать его дома в пакет «на потом», где уже лежат ползунки, поильник и всякие невероятно приятные и трогательные вещи. Кира и Наташка говорили ей, что нехорошо покупать вещи для ребенка заранее, пока он еще не родился, что это плохая примета. Но Алене казалось, что, когда время придет, ей самой будет уже не до беготни по магазинам, а никто другой не сможет выбрать то, что нужно. Да и просить, судя по всему, будет особо некого… Разве что Федосеева, Кириного любимого ученика, он часто приходит на занятия к своей преподавательнице с пакетом сахара или куском мыла, заметив, что в прошлый раз чай опять пили несладкий и руки помыть было нечем…

Когда Федосеева в очередной раз ругали в институте за какие-то выходки и Кира пошла защищать его к ректору, она кричала: «Да он не чудной! Он нормальнее вас! Просто он свободный, спасибо его маме! А так он самый обычный! Правда, Федосеев? И руки любит с мылом мыть…» Федосеев, поменявший к празднику все плафоны в коридоре института на металлические светильники в стиле хай-тек, кивал.

«Он не хулиганил, он пространство вокруг себя преобразовывал!..» — не очень веря в собственные слова, убеждала Кира ректора. Просто она твердо знала: дети вообще, а таланты тем более, как трава, сами по себе, расти не могут. Самого гениального и необыкновенного можно загубить, выбросив его за борт. Или даже просто оставив без внимания и понимания… Что станется с гением, какие чудовищные формы может приобрести рвущийся наружу талант, если ему всю жизнь говорить нет…

Алена знала: матери всегда казалось, что она недодала чего-то дочери в детстве. Музыке учила, семь лет водила сама на занятия, больше некому было. Научила тонко чувствовать — других людей, музыку, живопись, книги. А вот твердости характера не научила — как бороться, выживать, добиваться желаемого. Или, может, природа у нее такая, отцовская. Вот ведь и умер он, как всегда говорила Кира, — от слабости характера, не осилив болезни, плохо боролся, не верил, что выздоровеет. Алена помнила, как худой, измученный болезнью отец грустно смотрел на нее со своей кровати и все звал ее, чтобы она подошла к нему поближе. Хотел сказать ей какие-то важные слова… Или поцеловать ее перед смертью, чтобы она знала, как он любил ее и не хотел оставлять… А она боялась. Что-то такое было в его глазах, что не пускало маленькую девочку подойти близко. Как будто это был уже не он…