Марк Шейдер - Дмитрий Савочкин Страница 45

Все равно что впервые стать на коньки.

Рустам не замолкает ни на секунду. Он уже привык к моим чудачествам, и даже обычные опасения, что из этого может получиться что-то плохое, его оставили. Ему теперь нравится наблюдать за мной, словно за каким-то подопытным кроликом.

Кролик.

Откуда я знаю это имя?

– Когда я служил в армии, – говорит Рустам, – ребята у нас в части пили клей БФ. Конечно, просто так, из горла, клей не попьешь – он слишком густой, да и вкус у него такой, что тебя тут же вывернет. Так они брали бутылку из-под молока, обычную литровую молочную бутылку, наливали туда воды и чуть-чуть клея. Потом зажимали горлышко бутылки и ходили, трясли ее целый день. В конце концов клей расслаивался, резина скатывалась в середине бутылки в сероватый шарик, а вода становилась похожа на молочную сыворотку: белесая, с плавающими х*нями. Вот эту воду они и пили. И балдели. Я тоже как-то раз попробовал. Не помню, насколько я там балдел, но отрыжка резиной у меня потом неделю была.

Я осторожно набираю ширку в шприц и нажимаю на шток, чтобы выпустить воздух, до тех пор, пока из иглы не начинает бить тонкий фонтанчик жидкости.

Мне нужно сделать себе укол для того, чтобы я смог вернуться в то состояние, в котором я был тогда в генделыке. Мне нужно почувствовать, что я управляю не одним телом – своим собственным, а двумя сразу. Мне нужно иметь возможность управлять собой – двумя собой – одновременно, чтобы я мог что-то придумать, решить, как действовать дальше, и действовать. Но просто так это не выйдет. Просто так я прожил всю свою жизнь до того момента, пока не зашел в генделык, не имея ни малейшего представления, что меня на самом деле двое. Чтобы снова обрести эту возможность, надо уколоться. Не знаю, откуда у меня эта уверенность, но я точно знаю, что это поможет.

– Ой, что мы только не пили, – говорит Рустам, – все подряд в рот тянули, как дети малые. Спирт хлебали технический, кружками и вообще без закуси. Кстати, знаешь, чем на стрельбищах занюхивают спирт?

– Знаю, – говорю я, – стреляной гильзой.

– Хм, точно. Стреляной гильзой. Только надо, чтоб свежая была, с дымком. А еще можно…

Я беру в руки ватку, смоченную спиртом, и думаю, куда колоть. В руку колоть опасно. Даже если ты твердо знаешь, что никто и никогда не станет проверять, нет ли у тебя на локтевом сгибе следов от укола, все равно лучше не рисковать.

Это старый ментовский рефлекс.

Наркоманы часто находят разные необычные места, чтобы уколоться. Можно прямо в шею, если, конечно, не промахнешься мимо вены, или под язык. Менее радикальный вариант – колоть в ладонь, с обратной стороны. Это подходит для наркоманов, но не подходит для того, кто хочет скрыть следы укола.

После недолгих размышлений я решаю колоть в паховую вену.

– Вообще, в Советской армии была пестрая толпа уродов со всех концов Евразии. И у всех какое-то свое дерьмо было, – Рустам задумывается на минуту и продолжает: – Знаешь, я вот помню, со всеми, даже с совсем уж потерянными чурками можно было найти общий язык. Но только не с чеченами. Эти твари всегда были себе на уме, держались обособленно, доверяли только своим. И никого, кроме других чеченов, за людей не считали. Так вот, у них было одно дерьмо…

Когда-нибудь, наверное, я стану еще одной историей Рустама. «Когда-то у меня был друг – мент, который сошел с ума и стал колоть себе ширь в паховую вену». Я затягиваю ремень вокруг ноги потуже, еще раз протираю ваткой место будущего укола, еще раз нажимаю на шток шприца, чтоб увидеть фонтанчик жидкости.

Все, я все сделал.

Пора колоть.

Я осторожно ввожу шприц в вену и медленно нажимаю на шток до самого упора.