Офисные крысы - Тэд Хеллер Страница 44

Он протягивает мне руку, и я пожимаю ее. Мне хочется сказать ему: «Я помню, каким ты был в первый день здесь, ты, Тедди Рузвельт Кембриджский, тупоголовый, ссущий в свои мешковатые штаны приходского священника от страха, потому что не знал, где взять для Регины кофе. И ты ни разу не пользовался факсом до того, ты, богатый испорченный выродок Джеда Леланда».

Но вместо этого я говорю:

— Я верю, что мы станем хорошей командой.

— Да. Я тоже так думаю, что мы сможем. Я помню, что между нами недавно были какие-то трения. Но это обычное дело. Я уверен, что с тобой было так же, когда ты только начинал.

— Я такого не помню.

— Я очень хочу верить, что мы сможем поладить. К тому же назрела необходимость внести некоторые изменения в это болото, верно?

Холодные мурашки пробегают у меня по спине. Я замечаю картину «Миланта-Каопектат» на стене. Так вот почему муж Шейлы выглядел на фотографии таким горестным, видимо, он каким-то образом чувствовал, что это акриловое чудовище на холсте будет висеть прямо здесь…

— Перемены? — спрашиваю я.

Но он меня не слышит и начинает говорить снова:

— Ты знаешь, мне пришло в голову, когда я шел на работу, что я — единственный редактор-мужчина здесь, не считая Марселя Перро. Но он — редактор отдела моды и педераст, так что Перро не в счет. Если тебе интересно мое мнение, то этому месту нужен хороший заряд эстрогена.

— Думаю, ты хотел сказать тестостерона.

— Да, одного из этих гормонов.

Перемены? Какие перемены?

Нолан вталкивает кекс в рот, и крошки сыплются на крышку его стола и колени. Мой взгляд останавливается на жирном пятне на стене, там, где он прислоняет свою голову. Оно уже черного цвета и размером с мишень для дартса, но могу поклясться, что накануне оно было светло-серым и совсем небольшим.

— Вчерашняя плохая новость Шейлы, — заводит он, — была как дымка, стелящаяся над мрачной трясиной, которая…

— Пожалуйста, только не сейчас…

У него вид отбивной… котлеты, фарша, как бы выразился Вилли. Он — уже готовый фарш. И как эпизодические персонажи «Звездного пути» быстро покидают экран, так и он скоро будет выведен из картины моей жизни.

— Ты посылал Шейле цветы? — спрашивает меня Айви спустя два дня после того, как Шейла объявила о своей болезни.

— Посылал.

— Какие?

— Красные розы. Я отправил их ей домой, в Шорт-Хиллс.

— А карточку подписал?

— Конечно подписал: «Ты замечательный босс. Я болею за тебя». Ты за кого меня принимаешь, за животное, что ли?

Она целует меня в щеку и говорит:

— А ты не такой уж плохой.

— Надеюсь, что нет, — отвечаю я, быстро оглядываясь по сторонам и проверяя, не заметил ли кто.

На следующее утро я посылаю Шейле красные розы. На карточке написано, что она замечательный босс и что я болею за нее.

Ходит слух, что, когда Шейла сказала Регине, что у нее рак, Регина вскричала: «Как ты могла?! В такой момент! Мы готовим к выпуску мартовский номер!»

ДВЕ ДЮЖИНЫ красных и чайных роз от Регины пришли в прекрасной хрустальной вазе. В цветах лежала карточка: «Удачи и спасибо за все. Прощай. Регина».

Этим «прощай» она все сразу объяснила. Это означало, что наступил конец, что Регина уже поцеловала ее на прощание, что не будет посещений в больнице, не будет телефонных звонков, не будет открыток, и никаких больше цветов, ни появления на похоронах, ничего.

И подпись на карточке была сделана почерком Вилмы.

* * *

— Ты знаешь о вечеринке на следующей неделе? У «Пернети»? — спрашивает меня вскорости на работе Марджори.

— По какому поводу?

— Повышения, увольнения, смерть.

Она объясняет мне, что это будет «смешанная вечеринка», посвященная памяти Гастона, отмечающая большой скачок наверх Мартина Стоукса, увольнение Софи Виллард и повышение того, кто займет место Софи. Никто не сомневался, что первым делом на своем новом месте Мартин Стоукс избавится от Софи Виллард. Она была специалисткой в области моды, культуры и стиля… более сорока лет назад. Сейчас она всего лишь морщинистая старушка, которую часто подводит память, с волосами шафранового цвета, напоминающими сладкую вату. По слухам, она часто забывала свое собственное имя, но больше беспокоило то, что тираж при ней начал падать. Журнал «Ши» — флагман «Версаля», и Мартин не может спокойно наблюдать, как он идет ко дну. Увольняя ее, он показал всем, что держит руку на пульсе. Гастон не уволил ее только потому, что тогда ему пришлось бы общаться с ней лично, чего он не делал с 1963 года.

— Не приглашай больше никого, о’кей? — инструктирует меня Марджори.

Она подразумевает Вилли, я полагаю… Или она имеет в виду Айви? Или она вообще добавила это без задней мысли?

— Ну, я не знаю, смогу ли прийти сам, — говорю я ей.

— Почему? Может наклюнуться вариант поинтересней? — Она соблазнительно округляет губы и изгибает спину, демонстрируя грудь.

Сейчас она точно говорит об Айви, это вне всяких сомнений. «Давай назови мне имя Айви, — думаю я. — Давай же, Большая Перезрелая Клубничка, сделай насмешливое замечание по поводу ее возраста, ее отца, ее жалованья, ты, завывающий дервиш-пустобрех, вертящееся привидение, канделябр, прыгающий отбойный молоток».

— Ты будешь там. Ты знаешь, что будешь, — говорит Марджори.

Она права. Я буду там хотя бы потому, что там будет и она.