Песни сирены - Вениамин Агеев Страница 44

Согласно житейскому пониманию, ревность есть вредный для любви и безобразный нарост её; причины ревности чужды сущности любви, и потому ревность обычно признаётся устранимой из любви. Спиноза усматривает более тесную связь между любовью и ревностью; для него ревность – не случайный попутчик любви, а верная тень, появляющаяся на экране душевной жизни всякий раз, как любовь освещается изменою любимого; или, точнее, ревность, по Спинозе, есть необходимый эквивалент любви, возникающий при повороте отношений к худшему. Любовь не исчезает, но преобразуется в ревность. Но все же и тут, на почве Спинозовского анализа, мыслима любовь без ревности, – при полной взаимности, – так что ревность, – хотя и необходимая психологически при известных условиях, – получает в глазах Спинозы оценку отрицательную, как animi fluctuatio, – как затемнение сознания, как неукротимая страсть. Ревность в любви для Спинозы не есть любовь; и потому, – как инородная любви, как не-любовь, хотя с любовью и находящаяся в причинном отношении, в отношении эквивалентности, – ревность предосудительна. Таким образом, и Спиноза в итоге остаётся при ходячем понимании ревности. Почему же это произошло?

Чтобы ответить на поставленный вопрос, вспомним безжизненный и вещный характер всей философии Спинозы. Не имея категории личности, Спиноза не может различать любви к лицу и вожделения к вещи, – смешивает любовь и вожделение или, точнее сказать, подменяет первую последним. Всюду мы читаем у него безличное res amata, – что должно перевести: «вещь вожделенная», ибо вещь не может быть любима; да, «res amata», – но нигде нет речи о любимой личности, – о личности, к которой одной только и может быть приложен эпитет «любимая». Правда, в современном обществе нередко можно услыхать что-нибудь вроде «любимое варенье», «люблю сигары», «полюбил карты» и т. п., но для всякого здорового человека ясно, что это – или извращение и затемнение сознания, или же – насилие над языком. «Варенье», «сигары», «карты» и т. д. нельзя любить, а можно лишь вожделеть. Но кореллат вожделения – ненависть с завистью; поэтому-то у Спинозы, в исходном понятии любви, получает такое ударение этот предосудительный момент ненависти с завистью. Однако, как любовь не есть вожделение, так же точно и ненависть с завистью – не ревность, хотя, действительно, последняя также относится к тому, что Спиноза разумеет под ревностью, как истинная любовь – к вожделению. Чтобы понять ревность в собственной её природе, надо ещё теснее связать её с любовью, ввести в самое сердце любви и, подчеркнув личную природу любви, вскрыть, что ревность есть сама любовь, но в своём «инобытии»; нам надо обнаружить, что ревность есть необходимое условие и непременная сторона любви, – но обращённая к скорби, – так что желающий уничтожить ревность уничтожил бы и любовь.