Семейная реликвия. Месть нерукотворная - Елена Зевелева Страница 44

Все это в глазах Галки, конечно, заметно перевешивало на чаше весов недостатки в интимной, прежде всего, жизни, которые она испытывала с Иннокентием. А то, что никто из ее родственников не принял Иннокентия не только всерьез, а вообще никак? По мнению Галины, это было исключительно из зависти. А еще из их вечного интеллигентского выпендрежа. Пожалуй, только одна Алка — жена любимого мамашиного братца Геннадия — полностью поняла и поддержала ее. У ее родной сестрицы Любки муженек был почти зеркальным отражением Иннокентия, что немаловажно. Только Иннокентий-то, конечно, покруче того. Сравнивать даже нечего.

«Очень хорошо, — подумала Галина, — что одна Алка, даже без мужа, только и будет сегодня у нас на светском рауте представлять всех наших родственников. Ее одной для этого вполне достаточно. Хорошая она все-таки баба. Современная. Сама жить умеет на полную катушку, да и другим не мешает, а даже помогает довольно часто. И к тому же жена дяди не в пример многим, тем же моим родителям, никому не докучает ни своими воспоминаниями о прошлом, ни всякими там моралями да нравоучениями. Да и не учит никого жить. А, в отличие от них, знает, как жить и как жить хорошо. Один известный миллионщик говорит: одни стремятся деньги заработать, а другие их получают. Вот и вся мораль. Весь смысл новой революции и последующих реформ. И главная их цель.

Вот и Алкин звонкий голос уже снизу слышен. Молодец! Просто молодец! Приехала раньше всех».

— Иннокентий! Вы, как всегда, дорогой наш родственник, выглядите просто великолепно. Да и смокинг новый вам к лицу. А уж с желтыми бабочкой и поясом — просто загляденье. Картинка. Красавец мужчина, да и только. Умереть — не встать, по-другому и не скажешь. Я вам тут небольшой сувенирчик прихватила. Вот, в коробке, подарок наших японских друзей — классный вискарь «Олд Сантори». Попьешь — оценишь. Тебе, уверена, он наверняка понравится. А вот это отдельно, от нас с мужем — в честь твоего торжества: хорошие итальянские запонки, золотые, с брюликами, как и положено. Сама, оцени, выбирала. Потом рассмотришь на досуге. Сейчас не трать время попусту. Я, кстати, хотела вам даже позвонить, видела вас недавно по ящику в трансляции с заседания правительства из Белого дома. Да не один раз… Теперь эти репортажи, так и знайте, буду смотреть специально из-за вас, чего раньше никогда не делала. Ни одного заседания кабинета министров не пропущу, — лепетала и лепетала Алка, намеренно переходя в своем приветствии Иннокентия то на «вы», то на «ты», что очень льстило его самолюбию, уж Алка-то знала. — А в том материале, — продолжала она, не останавливаясь ни на минуту, — что я видела по ящику, вас, дорогой наш, по-моему, даже чаще самого премьера показывали, а потом еще и крупным планом. Это я понимаю, полет… Хотела все время спросить: сколько за все это, Иннокентий, вы оператору отваливаете? Не скромничайте, будьте проще, скажите уж честно, как на духу. Вы же знаете, я своя в доску. А может быть, у вас уже давно персональный оператор на ТВ завелся, а? Может же такое быть? Да ладно, Иннокентий, не злись, не черней, не мни лицо руками, тебе это абсолютно не идет. Я же шучу, понимаешь. Хотя моя мама мне всегда говорила, что в каждой шутке есть доля не шутки, или, если хочешь по-другому, правды. Да ладно, не расстраивайся, лучше скажи, чем вы с Галчонком сегодня нас потчевать будете? Мне, ты же знаешь, это очень интересно. У вас же всегда для нас какая-нибудь «фенечка» припасена. Так ведь? Сегодня, надеюсь, исключением не будет. Правда, ты-то знаешь: меня ведь удивить чем-либо сложно.

— Признайтесь, Алла, — еле слышным, вкрадчивым голосом отвечал ей Иннокентий, — все же нам это удавалось. И не раз. Так ведь?

— Да ладно, Иннокентий, не криви душой. Я что-то такого не припомню.

— Как? А Басков когда у нас дома целый вечер для вас всех пел да и за столом с тобой сидел. А Волочкова когда танцевала, не помнишь, что ли? А Пугачева? А Киркоров? А Шарль Азнавур? А целый джаз-оркестр из Нью-Йорка? Что-то все это быстро позабылось…

— Ну что Басков?.. Вы бы еще Наташу Королеву и группу «Премьер-министр» или Машу Распутину вспомнили. Вот если бы вы, дорогой вы наш, пригласили к себе сэра Пола Маккартни, Лучано Паваротти, а то и трех великих теноров вместе, Мика Джагера… Вот это я понимаю. А то меня, Аллочку, попсой решили удивить, да? Не на ту нарвались. Да, Иннокентий, стареть видно ты, дорогой, стал. В чем фокус-то таких театральных вечеринок твоих заключается? Думаешь, Аллочка ничего не понимает? Да здесь все как на ладони видно. Плати по таксе, вот тебе и все удивление… Типичные игры нуворишей рублевского разлива, не так ли? Мы сами в такие игры играть умеем. И не хуже вас, дорогой Иннокентий. Разгадка здесь проста, как рубль двадцать семь, как говаривал мой папочка. Имей бабки — и ты в шоколаде.

— Ты что-то, Аллочка, сегодня явно не в духе, — пролепетал в ответ на ее тираду вконец обозленный Иннокентий.

— Да, да, я тоже это слышу, — почти пропела, вторя ему сладким голоском, эффектно спускавшаяся по витой лестнице Галина. Через минуту она уже стояла в проеме раскрытых огромных, на старый манер, резных дубовых дверей, затянутая в новое черное платье от Вивьен Вествуд. Бриллианты переливались на ней, как на рождественской елке. — Я все-таки думаю, что сегодня, моя дорогая, мы наконец тебя удивим. Поверь мне, удивишься до глубины души, — добавила она, подойдя к Алле совсем близко.

— Это я тебя сейчас удивлю. Причем сразу же и очень серьезно, — ответила та, когда Иннокентий удалился от них на достаточное расстояние. — Поговорить нам надо с тобой немедля, Галчонок. Давай уединимся. Я тебе такое расскажу, что не ты одна, вся ваша семейка вздрогнет разом, а уж маман твоя, она-то просто ошалеет от того, что я неожиданно выяснила.

— Что маман? — неожиданно насторожилась Галина, отведя Аллу в расположенный на первом этаже кабинет Иннокентия. Мать она очень любила, а о патологической Алкиной ревности Геннадия к ней знала не только она, но все семейство.

— Девочки! Девочки! Не исчезайте. Пора встречать гостей! — прокричал в этот момент откуда-то издалека Иннокентий. Поэтому, так и не договорив, они помчались к входной двери вместе. А вскоре гостиная уже была полна людей.

Многие приехали хоть с опозданием, но почти все одновременно, как и бывает в таких случаях.

«А лица, лица-то все знакомые, — думала Алла. — Депутаты, из года в год избирающиеся каждый раз от разных регионов, государственные функционеры, мигрирующие на теплые места в разных организациях еще с советских времен, их жены и любовницы». Она даже вспомнила бытовавший в счастливые времена Союза анекдот об Агентстве печати «Новости», представлявшем собой чуть ли не отдел международной информации ЦК КПСС. На вопрос, кто работает в АПН, тогда посвященные люди отвечали: «Жоры, доры, лоры и суки». Что означало в популярном переводе — «жены ответственных работников», «дети ответственных работников», «любовницы ответственных работников» и «случайно уцелевшие корреспонденты». Непосвященные же всегда думали, что в основном журналисты-международники. Так и здесь. «Ничего не меняется в этом мире», — подумала про себя Алла. При этом, наклонившись к уху Галины, прошептала:

— До чего же они все друг на друга похожи. Даже прически у всех, как в стародавние времена у комсомольских работников. Гладкие, с аккуратным проборчиком слева.