Темная сторона Солнца - Эмилия Прыткина Страница 44

– Кому они нужны, тем более на русском языке, – хихикнула я, поднимая перевязанную бечевкой пачку.

Мы добрались до третьего этажа и увидели в прихожей маленькую старушку, которая, близоруко сощурившись, рассматривала книгу, лежащую поверх остальных.

– Вот спасибо тебе, Седа-джан. Что-то спина сегодня ломит, не могу больше одной пачки донести.

– Ничего, мне не сложно, куда поставить?

– В коридоре поставь, я их потом разберу.

Седа опустила пачку на паркетный пол и смахнула со лба выбившуюся из-под заколки прядь.

– Спасибо, Седа-джан, – еще раз поблагодарила старушка и протянула Седе книгу: – Что здесь написано?

– Это сказки Ганса Христиана Андерсена. Хорошие, кстати, сказки.

– Лучше нашего Ованеса Туманяна никого нет. – Старая женщина важно надула щеки и бросила книгу на пол.

Мы с Седой вышли на лестничную клетку и подошли к соседней квартире.

Седа открыла дверь и пропустила меня вперед:

– Проходи.

В квартире пахло на редкость приятно. Ни намека на то, что ее обладательница холодными зимними вечерами растапливает печку-буржуйку всякой дрянью, наподобие старых аккумуляторов и резиновых покрышек. Самой буржуйки тоже не было. Мягкие ковры на полу, на мебели ни пылинки, в углу гостиной электрический обогреватель, который Седа включила, едва мы переступили порог дома.

– Хороший у тебя «левый» свет, – вздохнула я. – С нашим напряжением обогреватель не включишь.

– Да нет, это пока наша бабушка Манушак свой обогреватель не включила. Я с ней делюсь. Давай я заварю кофе, пошли на кухню.

На кухне Седы тоже царили исключительная чистота и порядок. Кофейные и чайные чашечки с блюдцами стояли на полочках аккуратными рядами. На столе – белоснежная скатерть, в хрустальной вазочке – сухарики.

– Ты живешь одна?

– Нет, с отцом, но он сейчас работает во Владивостоке. Моя мать умерла, когда мне было десять.

– Моя тоже, – вздохнула я. – Но намного раньше. Мать и отец разбились в автокатастрофе спустя месяц после нашего рождения. Знаешь, иногда мне кажется, что я помню ее. Клянусь тебе. Я помню запах ее молока, помню, как она ласково смотрела на меня и гладила по голове. Как ты думаешь, ребенок может помнить такое?

– Не знаю, – пожала плечами Седа. – Говорят, что некоторые помнят даже момент рождения, но я с трудом в это верю. Знаешь, с годами я стала забывать лицо матери. Сначала оно было четким-четким. Стоило мне закрыть глаза, как я видела каждую черточку, каждую родинку и линию на ее лице, а теперь оно будто тает в тумане. Я помню ее в целом, но не помню деталей. Недавно поймала себя на мысли, что не помню ее голоса. Это страшно и грустно. Да ладно, что мы все о грустном. Будем делать халву?

– Давай, – согласилась я.

Халва – одно из немногих доступных лакомств, которым гостеприимные армянские хозяйки потчевали своих гостей. Ее готовили из растительного маргарина «Вита», который продавался в железных банках, сахарного сиропа и муки. По качеству халвы можно было судить о достатке семьи. Утопает халва в масле и грецких орехах – значит, хозяева дома люди зажиточные. Водянистая – экономят масло. Седа включила керосиновую горелку «Фуджику» и поставила на нее сковородку.

– Ты любишь масла побольше или поменьше? – спросила она, извлекая из банки с маргарином столовую ложку с желтой, крупитчатой массой.

– Ты готовь так, как привыкла.

Не могла же я признаться Седе, что люблю очень маслянистую халву. Вдруг она на жесткой экономии? Седа заметила мое смущение и положила на сковороду две ложки с горкой.

– Не переживай, у меня много маргарина, – подмигнула она, помешивая масло.

Когда масло разогрелось, Седа добавила муки, поджарила ее до светло-коричневого цвета и залила сахарным сиропом. Халва зашкворчала, а Седа взяла ложку и стала быстро-быстро перемешивать ее, чтобы не образовалось комков. Дождавшись, пока смесь стала однородной и гладкой, Седа вывалила содержимое сковородки на широкую тарелку и, проворно работая ножом, придала халве округлую плоскую форму. Я завороженно следила за ее движениями, которые были быстрыми, легкими и изящными.

– Ну вот и готово, жаль, что орехов нет. Давай есть, пока горячая, а то остынет.

Мы умяли почти всю тарелку, непринужденно болтая и попивая кофе. В какой-то момент я почувствовала, что забыла обо всем, что угнетало меня с утра. Темы, которые затрагивала Седа, были так же легки и приятны, как она сама. Казалось, что я могу сидеть целую вечность, есть халву и говорить с Седой. Мы проболтали почти два часа, пока я не взглянула на часы. Боже! Без пятнадцати четыре!

– Я, пожалуй, пойду, спасибо тебе за халву и за приятный разговор.

Тягостная реальность, простирающаяся за порогом дома Седы, приблизилась вплотную, вернув мне ощущение безысходности и тоски. Седа поймала мой взгляд и, когда я приподнялась со стула, положила руку мне на плечо и тихо сказала:

– Сядь.

Я села и опустила голову.

– Лусине, тебе ведь надо со мной поделиться? Что тебя мучает?

– Нет, ты ошибаешься.

– Послушай, – Седа наклонилась ко мне. – Понимаю, что я тебе не подруга и даже не приятельница. Мы просто иногда видимся в институте, но сейчас мне кажется, что тебя что-то гнетет. Это ведь из-за Сергея?

– Откуда ты знаешь о Сергее?

– Я видела вас вчера поздно вечером. Вы вместе выходили из мастерской и, кажется, были немного пьяны.

«Все понятно, это та самая подруга, которая видела нас целующимися, – подумала я и разочарованно посмотрела на Седу. – Конечно же эта стерва следила за нами, потом наплела с три короба, а теперь пригласила меня в гости, чтобы услышать все из первых уст. Гадина, самая распоследняя гадюка, а я-то дурочка купилась на халву и сладкие речи… Тьфу, дура!»

Я направилась к двери.

– Послушай, Седа, может, ты и видела что-то, но это совсем не то, что ты думаешь! И, кстати, это не твое дело. И очень подло с твоей стороны шпионить за мной.

– Ты о чем?

– Ты прекрасно знаешь. Это ведь ты доложила Диане, что Сергей был в мастерской с девушкой? Вот только один вопрос. Почему ты не сказала, что это была я? Задумала хитрый план, да? Вы все заодно?

– Перестань, – спокойно сказала Седа. – Пожалуйста, успокойся. Если бы я хотела тебя выдать, то сделала бы это сразу. Это, во-первых, а во-вторых, это я выкрала из сумки Рипсик, подружки Дианы, очки, чтобы та не опознала тебя.

Я опустилась на стул и беспомощно посмотрела на Седу.

– Ты… Но зачем? Зачем тебе выгораживать меня?

– Затем, что я сама когда-то любила женатого человека. Послушай меня, Лусо, – Седа взяла мою руку и крепко сжала ее. – Не связывайся с ним. Он – творческий человек. Он – как ветер. Сегодня говорит и думает одно, завтра другое. Я более чем уверена, что он помирится с Дианой, вернее, она найдет способ вернуть его. Он бросит тебя, но прежде причинит много боли и страданий. Он выпьет твою любовь до последней капли и оставит тебя духовно опустошенной. В дальнейшем тебе будет нелегко выжать из себя хотя бы маленькую капельку любовного чувства, чтобы предложить его другому мужчине.