Лоскутный мандарин - Гаетан Суси Страница 44

Ксавье сказал ему с улыбкой, что зовут его Ксавье. Слепец полюбопытствовал, не собственное ли имя — Ксавье вызвало у него улыбку. Ксавье ответил, что нет, что это он просто так улыбается, без всякой на то причины. А потом нищий сказал, что таких олухов, как подручный, надо душить в колыбели ради гуманности и сострадания к ним, но сказал он это по-доброму или в шутку, и Ксавье понял, что на самом деле его собеседник не имел в виду ничего обидного.

— Ладно, давай, садись, я нам сейчас сварганю монетное варево — это мое собственное изобретение!

Подручный сел, пристроившись на краешке небольшого округлого камня, смахнув с него предварительно пыль рукой. Дом Страпитчакуды он аккуратно поставил на другой камень, ласково при этом коснувшись ларца рукой. В наступившей тишине он в очередной раз улыбнулся нищему слепцу. Тот сел на землю, поджав под себя скрещенные ноги. Ксавье продолжал поглаживать ларец. Глазницы слепца были цвета сгоревших предохранителей.

— Ну вот! А теперь смотри внимательно, — сказал нищий, ощупывавший руками исцарапанный, погнутый поднос, какую-то емкость, напоминавшую кастрюлю, помятые жестяные чашки и разные другие предметы — чего там только не было. — Когда закипит вода, мы бросим в нее монеты, преимущественно те, что заработаны за день. А после этого добавим к ним вот эту монетку.

Эта монетка неожиданно материализовалась у него между указательным и большим пальцами как по волшебству. Странная, надо сказать, монетка достоинством в один цент. Она походила на ущербную луну, только-только начинающую наползать на солнце при солнечном затмении, или на орех, кусочек которого отгрызла белка. Нищий гордился своей монеткой так же, как Философ, когда рассказывал Ксавье о первом скрипичном концерте внучки.

— Видишь ты это своими глазами? Ты когда-нибудь видел такую одноцентовую монету? А? Видел? Я как-то нашел ее у себя в шляпе. Это мой амулет, мой талисман, мне с ней на все наплевать. Кто знает, что бы со мной без нее сталось?

Он бросил монетку в кипящую воду. Через некоторое время нищий с жадной ухмылкой разлил монетное варево по чашкам. «Только осторожно, оно горячее». Слепец услышал, как Ксавье хлебнул воду из чашки. «Ну, как тебе?» Что ему было на это ответить? Ксавье сказал, что варево ему чем-то напоминает вкус горячей воды, но ему нравится, и поблагодарил слепца, слегка коснувшись его руки. Тот, похоже, немного на него обиделся.

— Хорошее варево, хорошее, — заверил его Ксавье.

Вдруг в животе у него забурчало. Он решил, что проголодался. Разломил пополам морковку и поделился ею с нищим. Не обходит Иегова чад своих милостью, машинально сказал слепец перед тем, как откусить кусочек. Они в молчании жевали хрустящий овощ. Потом Ксавье осведомился у слепого господина, всегда ли тот был слепым или так случилось, и устроился удобнее на валуне.

— Прежде всего, — сказал нищий, — мне надо тебе кое о чем рассказать. Побирался я не всегда. В юности мне довелось работать на бойне, называвшейся «Салезон Сюпрем», не знаю, существует ли она теперь. Пусть они говорят что хотят, но когда речь идет о том, как глотки перерезать, самое плохое — это не овцы. Это свиньи! Ох, уж эти свиньи! Послушай-ка ты визг хоть одной, когда ее режут. Но, знаешь, мне эта работа никогда не была по душе. Нет. Мне хочется, то есть мне всегда хотелось стать оперным певцом.

И в подтверждение своих слов он напряг голосовые связки и вывел шумный пассаж.

— Ну да ладно. Сам слышал, на что я способен. А что касается глаз — зрение я потерял во время войны. С одной бойни, можно сказать, на другую перешел. Неисправная винтовка попалась, взорвалась у меня в руках. Вот тебе и результат: я ослеп.

Нищий заныл-застонал, причем так убедительно, что Ксавье его стало жалко до невозможности. Он даже жевать перестал. Никак не мог в себя прийти от того, что его собеседник глаза на войне потерял.

— Только не говори мне, что никогда раньше не встречал ветеранов.

Ксавье, чуть ли не заикаясь, спросил его, приходилось ли ему когда-нибудь убивать живых людей. На миг ему показалось, что черные глазницы слепца стали зрячими и что-то видят, но если нищий что-то и видел, то только в воображении. В конце концов он ответил:

— На войне как на войне, так оно и есть, это я тебе точно говорю.

Воцарилась тишина, Ксавье изображал интерес к линиям собственных ладоней.

— Если ты все время слоняешься по улицам, — спросил слепец, — как тебе удается сводить концы с концами?

Подручный признался ему, что эта проблема его сильно беспокоит, так как, хоть он и растягивает свои гроши изо всех сил и ест, только чтобы с голоду не помереть, его запасы все равно уже почти истощились.

— Если тебе деньги нужны, малыш, тебе бы лучше податься в цирк. Я так на слух смекаю, что рожица твоя создана совсем не для бродячей уличной жизни.

Подручному показалось, что мысль слепца была вполне здравой, и он засмеялся так заразительно, что нищий рассмеялся в ответ. В это время Страпитчакуда, которая, должно быть, никак не могла понять, почему ее не выпускают на дневное представление, стала нетерпеливо скрести стенки ларца, и эти странные звуки достигли слуха слепца, который спросил, в чем дело.

Ксавье поставил ларец на колени. Его мучили сомнения, от напряжения он даже прикусил верхнюю губу — очень уж велик был соблазн. В конце концов он проговорил: «У меня есть для вас сюрприз», — и, подмигнув слепцу, открыл ларец.

Из ларца тут же с песней выпрыгнула Страпитчакуда. Она была одета на мексиканский манер — маракасы, сомбреро, корасон, мучачас. Нищий спал с лица. Неожиданное дополнение к невидимому окружению его изрядно напугало. Последнее обстоятельство, видимо, не ускользнуло от внимания лягушки. Она внезапно прервала концерт и — от греха подальше — живо скользнула в ларец, прикрыв за собой крышку, — щелк.

— Эй! Что это еще такое? — Щека нищего вдруг ожила и задергалась. — Портативный фонограф?

Ксавье объяснил ему, что это была лягушка.

Слепец с видимым усилием разжал губы, но никаких звуков за этим не последовало. Он неторопливо провел рукой по щеке. Ксавье озадаченно ждал. Нищий попросил его повторить, и после повторного выступления Страпитчакуды слепец пришел к выводу, что над ним просто решили посмеяться, и прямо так и сказал об этом подручному с затаенной злобой. Но Ксавье дал ему лягушку, чтоб он сам смог во всем удостовериться. Тот ощупал и гитару, и малюсенькое сомбреро. Слепец все еще находился в каком-то мрачном оцепенении. Но ему пришлось смириться с фактом: это действительно была лягушка. Чтобы окончательно убедиться в невероятном факте, он спросил:

— А чем ты мне докажешь, что пела именно лягушка?

— Я вам клянусь, — сказал Ксавье, положив руку на сердце.

Но ему можно было и не клясться, потому что Страпитчакуда по собственной инициативе решила продолжить прерванное представление. На этот раз нищий слушал с энтузиазмом и пришел в восторг.

Закончив песню, Страпитчакуда прыгнула из рук слепца на колено Ксавье, И встала там, уперев лапку в бедро и перекинув гитару за плечо, в элегантной и даже в чем-то залихватской позе. Нищий шумно показал Ксавье, что теперь он поверил ему окончательно. Да прославится имя Иеговы!